Бернхард Хеннен - Меч эльфов. Рыцарь из рода Других

Фингайн смотрел на колышущуюся толпу на переднем дворе. Жнецов заметно теснили.

А потом он увидел одетого в белое человека. Однорукий! Он склонился над женщиной в красно-белом платье. Это еще что за целитель? Он поднял тело женщины и крепко прижал его к своей груди. Горюет? Или это такой ритуал, от которого умрут все эльфы во дворе?

Эльф вынул из колчана стрелу. Прицелился…

Выстрел пробил тело умершей и вонзился в грудь рыцарю. Человек рухнул ничком. Словно любовник, лежал он на женщине в красно-белом платье. Затем поднял руку…

Фингайн судорожно сглотнул. Парень убрал женщине волосы с лица. Такого жеста он от человека не ожидал. Неужели рыцарь действительно любил ее? Мауравани вынул еще одну стрелу из колчана. Плохо попал. Нужно оборвать агонию…

Цитадель ордена проплыла под ней. Орел взмыл в небо. Шум битвы стих. Теперь слышен был только шум ветра. Гисхильда смотрела вниз. Ее руки крепко вцепились в стропы. Ее тошнило. Эльфы терпели поражение. Теперь она совершенно отчетливо видела, насколько велико численное превосходство войск ордена.

На глаза принцессы навернулись слезы. Она не хотела, чтобы все было… вот так. Сотни ночей она мечтала о бегстве из Валлонкура. Иногда ей хотелось, чтобы Леон или Друстан умерли. Но это! Такой резни она не ожидала.

Орел повернул на восток и направился к горам. Вместе с остальными хищными птицами он описал широкую дугу. Гисхильда с огорчением заметила, что почти все улетевшие эльфы были ранены. Они висели в стропах, и их лица были бледны. Их раны были обработаны на скорую руку.

А потом один из эльфов исчез. В какой-то миг его просто не стало. Мгновение она видела серебристый свет. А потом его не стало. Его орел поднялся, вылетел из строя и направился назад к замку.

Внезапно ее орел тоже покинул строй. Он издал резкий, протяжный крик и взял севернее остальных. На горизонте показался фронт облаков, к которому они и устремились.

— Куда ты несешь меня?! — крикнула она изо всех сил, но пронизывающий ветер унес ее слова.

Орел не услышал… Не захотел услышать. Она знала историю о расе орлов с Головы Альва. Если бы он хотел что-то сказать ей, то она услышала бы его голос в своих мыслях. Но птица молчала.

Гисхильда ужасно замерзла. Ветер ледяными пальцами трепал ее одежду. Казалось, что каждое колечко кольчуги сделано изо льда. И холод пронизывал слишком тонкую ткань. У девушки стучали зубы. Она была настолько крепко пристегнута, что не могла даже потереть руки, чтобы согреться.

Под ними скользили глубокие ущелья северного прибрежного хребта. На горизонте показалось море. Беспокойная серая поверхность, пронизанная островами и рифами, черными громадами вздымавшимися из воды. На гребнях играла белая пена. Даже на таком расстоянии был слышен грохот прибоя.

Гисхильда подумала о Люке. Жив ли он еще? На глаза навернулись слезы. Она знала, что никогда больше не увидит своего рыцаря. И впервые в жизни пожалела о том, что Сильвина нашла ее. С Люком она могла бы стать счастливой… Она отдалась не ордену, а любви Люка. И он защищал бы ее. Всегда! Она яростно покачала головой и прокляла своих старых богов: Лута, Ткача Судеб, который сплел нить ее жизни в такой запутанный клубок, Норгримма, бога войны, которому нравилось, что из-за нее произошла такая резня, Мэве, богиню прекрасного, которая отняла у нее счастье, и Найду, наездницу облаков, повелительницу двадцати трех ветров, за то, что ее порывистый грозовой ветер бил девушку по щекам. Она кричала в ветер до тех пор, пока силы не оставили ее.

Потом она снова устремила взгляд на волнующееся море. Оно показалось ей словно отражением ее души. Гисхильда подумала о том, чтобы отпустить крючки, державшие ее, и нырнуть в это холодное серое море, забыть обо всем, и чтобы все забыли о ней.

Она согнула руки. Ее пальцы ощупывали ремни… Девушка дрожала.

Олловейн застегнул крючки на ремнях.

— Я еще могу сражаться, — слабо возмутился Йорновелль.

— В другой раз, — мягко ответил Олловейн.

— Лети! — приказал он Три Когтя.

Черноспинный оттолкнулся от зубцов главной башни крепости, слегка спланировал, а затем расправил большие крылья и мощными взмахами набрал высоту. Порывы ветра взъерошили его перья.

Во дворе внизу раздались выстрелы аркебузиров. Олловейн увидел, как одна из пуль пробила левое крыло орла. Но Три Когтя выдержал. Он поднимался все выше и выше, совершая круги над двором, держа при этом курс на запад, и вскоре оказался вне досягаемости для стрелков.

Олловейн прислонился спиной к одному из высоких зубцов. Напротив него на корточках сидел Фингайн. Мауравани снял тетиву с лука. Его колчан был пуст. Из открытой двери в центре платформы башни доносилась песня клинков.

Мастер меча взглянул на небо. Высоко над ними кружили четыре орла. Пятый летел с востока, чтобы присоединиться к собратьям по гнезду. Уже не было стальных стрел и дымящих горшочков. Ничего, чем они могли бы поддержать эльфийских рыцарей. Птицам оставалось только улетать. Но садиться на зубцы было слишком опасно, потому что все дворы и земляные валы были заняты стрелками.

— Кто там, на лестнице? — крикнул Фингайну мастер меча.

— Пока только Тирану.

Олловейн осознал, что, должно быть, скривился, когда лучник вдруг улыбнулся ему.

— Три таких разных героя… Об этом можно сложить красивую песню. — Мауравани подобрал аркебузу одного из мертвых воинов, лежавших на платформе башни, и взвесил оружие в руке. — Довольно-таки тяжелое, — дунул на неяркие искры на конце запального шнура. — Это оружие не для охотника, — пробормотал он и произнес что-то еще.

Но слова потонули в грохоте залпа, раздавшегося во дворе под ними.

Олловейн поднял голову. Один из орлов вырвался из широкого круга и камнем ринулся к крепостной башне.

Эльф видел, как пули щипали крылья птицы. И только в последний миг она замедлила падение. Со всех сторон засвистели пули. От зубцов отлетала штукатурка. Когти орла вошли в стенную кладку.

— Твой! — крикнул лучнику Олловейн.

Внезапно орел задрожал, словно его охватила лихорадка. Над башней взлетели перья. Там, где только что виднелся холодный, темный глаз, теперь зияла окровавленная дыра. В него угодил целый залп аркебуз.

Птица опрокинулась вперед, ее левое крыло вздрогнуло. Орел отставил его в сторону, будто хотел улететь от смерти.

Олловейн смотрел на орла. Он даже не знал его имени. Ему всегда с трудом удавалось различать представителей этого гордого народа. Эльфу было стыдно. Черноспинный отдал за них жизнь, а он… он даже имени его не знает!

— Не спускайтесь больше! — замахал он обеими руками орлам, кружившим высоко в небе над ними, крича при этом изо всех сил. — Это слишком опасно. Улетайте! Мы завершим это дело по-нашему.