Юлия Вегилянская - Час "Х": Зов крови [СИ]

23.06.1979 г.

Станция Зима.

Обычный летний полдень был пыльным и душноватым. Запахи мазута смешивались с запахами зелени, многоголосицей человеческой толпы и шумом электричек. Скорый поезд Москва — Улан-Батор прибывал на станцию по расписанию. Уставшие от долгого сидения в замкнутых пространствах купе пассажиры толпились у окон, предвкушая прогулку, покупку домашних пирожков, пива и мороженного.

Длинная полоса состава медленно протягивалась вдоль платформы, открывая жаждущим глазам киоски, лотки и шатры. Шатры???…Те, кто ездил по этому маршруту не первый раз, просвещали соседей — цыгане мол, несколько таборов встали, теперь по платформе не погуляешь… В толпе замелькали люди в форме, создавая редкую цепь вдоль состава, а навстречу им, от станции, уже быстро двигались пестрые, иногда нелепые фигурки, размахивающие тряпьем. Отовсюду неслись зазывные крики

— Погадаю…

— А вот шали кому?

— Хрусталь! Хрусталь!

— А подай рублик, все тебе про судьбу…

Разочарованные было пассажиры азартно торговались через окна, совали мятые рублевые купюры в обмен на фужеры или яркие тряпочки. Очумевшие от жары и воплей железнодорожники и милиционеры упорно отгоняли от состава тех, кто не успевал от них увернуться. Как ни странно, в этой упорной борьбе представители власти явно начинали одерживать верх. Гомонящая цыганская волна начинала потихоньку отступать к своим шатрам, неохотно и огрызаясь, но откатываясь назад.

Молоденький сержант, уже с облегчением вытиравший лоб под фуражкой, был буквально снесен звуковой волной завопившей рядом с ним старой, толстой цыганки: 'Ай что делается!!!! Наш ребенок в поезде!'. Откатывающаяся было волна цыган замерла, качнулась обратно и начала глухо ворчать. На передний край, к цепочке милиционеров, сквозь толпу начали пробираться мрачно посверкивающие глазами мужчины. Сержант обернулся, и, проследив глазами направление прорывающейся к поезду цыганки уткнулся взглядом в ребенка.

Ребенок, в одних трусиках стоящий на столике, нетерпеливо топтался на месте и крутил черной вихрастой головенкой по сторонам, наполовину высунувшись из открытого окна купе. Круглые черные глаза любопытно посверкивали на чумазой круглой мордахе. 'Черт… Как же он туда забрался? Вот дьяволята… Вот ведь как пить дать, наверняка уже что-нибудь спер' Сержант недовольно качнул головой и дал отмашку пропустить голосящую цыганку к вагону. Что-то нежно воркующая бабка вцепилась в малыша и начала вытаскивать его из окна на платформу.

До отхода поезда оставалось еще пять минут. И в этот момент, когда всем окружающим казалось что наступивший было кризис уже разрешен, скандал начал развиваться с новой силой и по совершенно неожиданному сценарию. Мало того, что ребенок вопил как пароходная сирена и упирался босыми лапками в стекло, явно не желая быть извлеченным наружу, так к тому же в глубине купе мелькнула тень и руки взрослого человека вцепились в малыша, затаскивая его обратно. Совершенно дезориентированные милиционеры и цыгане несколько секунд наблюдали борьбу бабки с неизвестными в вагоне за обладание вопящим и брыкающимся трофеем. Совершенно раздосадованный сержант отодрал бабку от 'перетягивания каната' и, схватив ее за шиворот, поволок внутрь вагона. Навстречу им, по проходу уже неслась разъяренная смуглая женщина лет 35, с длинными черными косами. Фурия прижимала к себе 'трофей', одетый уже не только в трусы, но и в коротенькое розовое платье с рюшками.

— Вы… Что вы себе позволяете??? Вы практически позволили этим людям украсть мою дочь!

— Так. Спокойно гражданочка. Предъявите документы и проездные билеты

Бабка изумленно сопела и молчала, женщина, держащая ребенка, трясущимися руками подавала стопку паспортов и билетов. Сержант, просмотрев протянутые ему документы и сверив тяжелым взглядом лицо возмущенной смуглянки с фотографией в паспорте, смущенно вздохнул. А ведь день так хорошо начинался!…

— Простите, сами понимаете, тут такая суматоха, да и дочь ваша… Ну, похожа она на этих, из табора.

Козырнув, сержант развернулся и, уже привычно подхватив бабку за шиворот, шагнул к выходу. Цыганка неожиданно ловко уперевшись тапками в коврик, вывернулась из под руки представителя власти.

— Прости, милая, не хотела никого красть, ошиблась, думала наш мальчик. А видишь, не наш, и вовсе не мальчик. Прости, извиниться хочу — и с этими словами подхватила ладошку девочки. Настороженная и все еще не отошедшая от скандала смуглянка попятилась назад, но цыганка, цепко держа ладошку, уже водила по ней большими пальцами и частила:

— Хорошая судьба тебя ждет, девонька. В Москве жить будешь, большим человеком станешь, дети твои известны будут, мир повидаешь. Муж военный, дом полная чаша…

Тут быстро шепчущая бабка замолкла, сфокусировала глаза на девочке, потом перевела взгляд на женщину за ее спиной и протяжно выдохнула:

— Прости. Вот же, извиниться хотела. Но видно не судьба. Хорошая у тебя жизнь будет девонька, да вот только… Не вижу я тебя нигде после тридцати пяти.

После этих слов, замершая было смуглянка фыркнула, развернулась и гордо пошла по проходу обратно к купе, что-то ворча и возмущенно качая головой. Очнувшийся сержант, быстро подхватив упирающуюся бабку, зашагал к выходу.

Состав слегка дернулся, сдавая назад, затем начал медленно набирать скорость, спеша покинуть станцию. Пассажиры, обсуждая происшествие, цыган и покупки разбредались по своим купе. Смуглянка, зажав вертящуюся дочь под мышкой, протирала ей влажным полотенцем испачканное личико и, все еще переживая произошедшее, ругала всех подряд — и дочь, и цыган, и милицию, и, отдельными, но недобрыми словами железнодорожное начальство, приютившее табор.

Понемногу все успокаивались, и уже через пару часов никто и не вспоминал слов цыганки, включая маму чуть было не украденной девочки.

23.12.2009 г.

Москва

За окном вьюжит колючими снежинками зимняя ночь, наметая сугробы. Мое семейство давно спит, а я сижу на кухне и смотрю на вьюгу. Не просто так сижу, с рюмкой коньяку, жду, когда часы покажут 00:45, 24 декабря. Время моего рождения. Саму днюху я буду отмечать завтра, а сейчас — сейчас время только для меня и моих мыслей. Вот-вот мне исполнится тридцать пять лет. Самое время оглянуться назад.

На прошлое свое день рожденье я неожиданно вспомнила давнее происшествие, о котором мои родители вспоминали с улыбкой — о том, как меня чуть не забрали цыгане. Мне вспомнилось не только само событие, но и то, что цыганка мне говорила. Мама не смогла подтвердить, она сама помнила только то, что меня перепутали с детьми из табора.