Том Арден - Король и Королева Мечей

Джем хмурится.

Колокол бьет в пятнадцатый раз.

У Джема мелькает мысль: не отправиться ли тайком следом за опекуном по темной улице? Быть может, и это всего лишь иллюзия, вызванная тем, что он накурился джарвела, но Джему кажется, что он слышит песню. Мелодия парит в воздухе, как эхо колокольного звона. Джем напрягает слух, и ему чудится, что он где-то уже слышал эту песню, но он не помнит, когда и где.

Что это за слова?

Как угадаешь, что с ветки сорвешь,

Если под дерево смеха придешь?

Истины влаги ты лучше испей

Вместе с четой королевской мечей!

Что это может значить?

Джем вдруг бледнеет, снова наклоняется. Спасительная тошнота все-таки пришла к нему.

— Карты крапленые!

Молодой лейтенант вскочил из-за стола и чуть было не перевернул его. По зеленому сукну расплескался эль. Послышались шутки, свист, насмешливые аплодисменты. Разгневанный лейтенант вертелся в одну сторону, в другую, хватался за рукоять шпаги. А тот тип, что вызвал его ярость, расфранченный молодой человек, пару мгновений смотрел на лейтенанта, не мигая, и вдруг резко вскочил на ноги и схватил его за горло.

— Ребятки! Ребятки! — прозвучал театрально-наигранный крик. Издал его жутко некрасивый мужчина в длинном, расшитом золотой нитью камзоле. В его губах, чем-то напоминавших рот ящерицы, была зажата толстая сигара из листьев джарвела, на каждом из скрюченных пальцев сверкали золотые или серебряные перстни. Он быстро собрал со стола карты, из-за которых разгорелся спор.

— А теперь садитесь, ребятки, ну что вы! У Чоки — и чтобы карты были крапленые? Сроду ничего подобного не слыхивал!

Старик не носил парика, голова у него была лысая, в пятнышках, а кожа на лице напоминала смятый пергамент. Любому из молодых людей ничего не стоило оттолкнуть его, но его липкий голосок подействовал на них подобно заклинанию и заставил притихнуть разбушевавшиеся страсти.

Молодые люди смущенно уселись за стол.

Старик ухмыльнулся, щелкнул пальцами, крикнул подбежавшему слуге:

— Эля! Эля всем!

В зале зааплодировали.

Вот такую сцену наблюдал Джем однажды поздно вечером во время последней луны года. Был день Кануна. День получился долгим, и весь этот день Джем провел в компании Пелла. После утренней службы в храме, сменив черные одежды на нарядные костюмы, друзья нанесли несколько визитов вежливости юным дамам, знакомым Пелла, затем отправились в Оллонский павильон, где пообедали отбивными, которые запивали пуншем и элем, поиграли в квотис, постреляли в глиняных уток, погуляли, раскланиваясь с девушками (уже не так учтиво, как раньше), которых разленившиеся после обеда дуэньи, если можно так выразиться, «спустили с короткого поводка».

А когда стемнело, друзья вернулись в центр города и завернули на улицу Лунд, где их поджидал господин Квисто, специально открывший в столь поздний час мастерскую, несмотря на то, что был день Кануна. Джема ожидала очередная примерка праздничного костюма. Затем они побывали у профессора Мерколя, старичка, преподавателя университета, где учился Пелл, выпили в уютной аудитории по бокалу тиралосского, после чего все вместе отправились в гости к леди Чем-Черинг. Там подавали мясо лисы под варльским соусом. Мясо оказалось немного пережаренным. От леди Чем-Черинг друзья пошли в ресторан «Свинья и подвязка», где снова заправились отбивными и элем, потом заглянули в театр, и поспели туда вовремя — успели услышать мисс Тильси Фэш, которую называли заксонским соловушкой. Она как раз пела в своей знаменитой интерпретации песенку «Старый шут короля».

Вероятно, из-за того, что представление так разволновало Пелла, выйдя из театра, он сказал:

— Что-то мне пока не хочется спать. Не заглянуть ли нам к Чоки?

— К Чоки?

Они пошли пешком, лавируя между красивыми особняками, которых было много в центре Старого Города. Вечерняя служба давно закончилась, на улицах попадались только аристократы.

Заведение Чоки, согласно объяснениям Пелла, было неким клубом, который имели обыкновение посещать самые утонченные молодые люди в Агондоне. Джем представил себе торжественный портик, массивное крыльцо... ну, может быть, еще тяжелые двери, украшенные драгоценными камнями и испещренные древними символами.

А Пелл свернул в узкий переулок и подвел Джема к двери, над которой горел один-единственный тусклый фонарь. Джем удивился. Неужели они шли сюда? Пелл постучал условным стуком, в двери открылось окошечко. Холодные, неприветливые глаза выглянули оттуда, послышалось недовольное ворчание. Затем дверь была отперта, и молодые люди вошли.

— Заведение Чоки, — негромко проговорил Пелл, — неотъемлемый этап воспитания молодого аристократа. Но лучше было бы, Нова, чтобы ты ничего не рассказывал Эмпи про то, что мы здесь были. Обещаешь?

Джем пообещал.

— Господин Пеллигрю! — подвывая, воскликнул Чоки, когда молодые люди спустились по ступеням в полуподвальный зал.

Старик, похожий на ящерицу, жадно схватил Пелла за руки, крикнул слуге, чтобы тот взял у гостей плащи и перчатки. Почти столь же пьяный, как те молодые люди, что сидели за столиками, лакей в потрепанной ливрее поухаживал за Пеллом и Джемом.

— А кто ваш юный приятель? — заискивающе поинтересовался Чоки. — Господин Эмпстер? Вот не знал, что у старины Эмпи есть родственники. Из Чейна, говорите? Ну, тогда все понятно. Моя покойная женушка любила говаривать, что жизнь в провинции можно уподобить — она так и говорила «уподобить» — смерти заживо. И знаете, я так думаю, она была права. В этом, по крайней мере. Так что, молодой человек, добро пожаловать в настоящую жизнь!

С этими словами человечек, похожий на ящерицу, гордо обвел рукой свои владения.

Неуверенно оглядевшись по сторонам, Джем на несколько мгновений окунулся в любопытную иллюзию. Освещение здесь было тусклым, в воздухе, словно густой туман, клубился табачный дым. Разглядеть что-либо дальше, чем в двух шагах, было просто невозможно. А Джему показалось, что тесный зал повторяется бесконечно, он увидел множество игральных столов, молодых офицеров, вельмож и даже священников. Все они смеялись, сидели в непринужденных позах, курили сигары из джарвела, пили эль, играли в карты.

На какое-то мгновение у Джема вдруг мелькнула мысль: а что, если этот подвал тянется без конца под землей? Только петом, когда глаза его немного привыкли к дыму, он увидел себя самого, такого несуразного в шикарной одежде, и понял, что стены в заведении Чоки были зеркальными.

Большая часть того, что происходило потом, казалась Джему сном — сном тревожным, неспокойным. Когда снятся такие сны, человек, бывает, просыпается, но только для того, чтобы затем снова погрузиться в пучину сновидений.