Том Арден - Танец Арлекина

Одно уже то, что Эйн отказала эрцгерцогу, было плохо, но когда стало ясно, кому она отдала свое сердце, Ирион и его окрестности захлестнула волна возмущения и ужаса. Подобного распутства не помнил никто из местных жителей. Кто был более грешен, проповедник или девушка, — это еще можно было оспорить, хотя большинство сельчан склонялись к тому, что больше виновата девушка. Вольверон был посвященным, он дал обет безбрачия, но он, пожилой мужчина, просто обезумел от страсти, заболел ею. Но девушка — юная, невинная, всеми обожаемая Эйн, перед которой открывалось такое блестящее будущее! Как она могла просто так взять и отбросить его! Старик и девушка ушли в Диколесье и стали жить там в пещере, предаваясь низменной страсти.

Прошло какое-то время, и люди стали говорить о том, что каждый из них получил по заслугам. Эйн умерла — скорее всего, при родах. Вольверона после войны назвали предателем и подвергли истязанию.

Все же глаз Сайлас Вольверон лишился не из-за того, что согрешил с Эйн. В конце концов, Эджландия была цивилизованной страной. В большей степени это произошло из-за того, что его сочли лазутчиком — поговаривали, будто бы во время осады он передавал кое-какие секреты в замок. Его преступление судилось по законам военного времени победителями — Синемундирниками, и даже те, кто в душе осуждал победителей, чувствовали определенное удовлетворение от того, что «Безглазый Сайлас» (так с тех пор стали называть Вольверона) наказан, как подобает.

Похороны Эйн и возложение надгробья оплатила Умбекка.

Но она не простила свою двоюродную сестру.

Тем более — Сайласа Вольверона.

— Неужели всегда именно такова была моя судьба, Ксал? — спросил старик.

— Ну конечно, сводный брат мой. Скрывать свое истинное лицо можно, но навсегда скрыть его не дано никому.

Ксал вновь взяла Сайласа за руку. Она с любовью вспоминала тот день, когда Сайлас, в конце концов, пришел в табор ваганов и объявил о своем кровном родстве с ее народом и с ней.

Бедный Сайлас! Как он страдал! И какие еще страдания ему были суждены! Только теперь, глядя в его лицо, пророчица ощутила приход нового знания, и это знание ее встревожило. Внутри стеклянной сферы, казалось, блеснула поверхность воды. Неужели судьба Сайласа открылась?

— Сайлас! Ты слеп, но ты видишь во тьме!

— Да, — прошептал старик. — Я хотел сказать тебе об этом, Ксал.

— Но ты никогда не говорил!

— Я знал, что ты сама это увидишь и поймешь.

Старик склонил голову. Между сводными братом и сестрой протянулась ниточка осознания неизбежного: должен был настать день, когда Сайлас Вольверон ослепнет окончательно. Вероятно, уже сейчас мир, который он видел, не имея глаз, начал туманиться, его стала заволакивать пелена.

— Ошибка природы, да?

— Да, Сайлас. Природы. Мы стареем. — Голос Ксал вновь зазвучал уклончиво. Но Вольверон знал, что она не договаривает. Раскаленный металл не только спалил его глаза, он коснулся и его мозга. Хрупкие связи когда-то должны были прерваться… прерваться окончательно, и старику суждено было уйти из жизни, предварительно лишившись всех чувств. Смерть должна была прийти к нему в черной, мрачной тишине.

Ксал встала и ушла в глубь шатра. Вернувшись, она вложила в руку сводного брата небольшой мешочек. Пальцы Вольверона сомкнулись, и он почувствовал, как тяжел этот мешочек.

— Это песок, сводный брат мой. Светлый, блестящий. Он очень редкий, и это все, что у меня есть. Он… он из страны, лежащей за западными островами.

Вольверон улыбнулся. Разве существовала земля за западными островами? А Ксал уже заговорила голосом пророчицы — таинственным и глубоким:

— Смешай этот песок с землей из-под корней деревьев Диколесья, полной спор, перегноя и крылышек жуков…

— И совиного помета?

— Да. Перемешай, как следует, чтобы получилась густая, мягкая мазь. Приятная на ощупь, прохладная.

— Хорошо. Хорошо. Ксал предупредила:

— Но в свое время, Сайлас, не раньше. Когда это станет действительно необходимо.

Она говорила легко, непринужденно, стараясь скрыть боль, но это ей не слишком хорошо удавалось. То, что видела Ксал, глубоко проникло в ее душу — гораздо глубже, чем все, что она знала раньше.

Старик почувствовал это и торжественно кивнул:

— Я исполню свою роль, Ксал.

Снаружи послышались взрывы смеха. Зеваки кричали: «Ура!» Кукольный спектакль близился к развязке. Вот-вот должна была произойти последняя битва между Красномундирниками и Синемундирниками. Однако закончиться она должна была не так, как все произошло на самом деле.

Пьяные голоса одобрительно ревели.

— Пойду, поищу дочку. Не следовало мне бросать ее, — сказал Вольверон и убрал мешочек в карман балахона.

— Приведи ее ко мне. Позволь, я предскажу ее судьбу.

— Ксал, она еще совсем малышка, — мягко проговорил Вольверон. — Не стоит.

Сводные брат и сестра обнялись. Они стояли около занавеса, расшитого звездами. Ксал задумалась: видит ли Сайлас звезды? Ведь она и не представляла, что это такое — видеть, не имея глаз.

— Порой они меня так пугают, — призналась Ксал, когда толпа взревела, приветствуя гибель Синемундирников. — Сомневаюсь, что им хочется справедливости. Наверное, им просто хочется смерти. Смерти, смерти и еще раз смерти.

— Разве ты не знала, что это именно так? Ксал крепко сжала руку брата.

— Сайлас, пойдем с нами. Мы сможем позаботиться о тебе. И о девочке.

— Мы — создания Диколесья, Ксал.

Гадалка печально кивнула. Брат был прав. Увы, и ее порой терзали сомнения. Но какое она имела право сомневаться? Все только начиналось.

Начиналось сейчас.

Откинув занавес крючковатыми пальцами, увешанными кольцами, Ксал тут же вскричала, ухватив за руку какого-то зеваку:

— Добрый господин! Позволь, я предскажу тебе будущее!

— Отвяжись, старая ворона!

— Подходите, подходите! Вижу, вижу, у вас еще остались серебряные монетки!

— Дочка! Дочка! — кричал меж тем Вольверон.

Толпа уже разлучила сводных брата и сестру. Сайласа окружили. Старик крепко сжал свой посох. Он тряс головой, словно пытался оживить свою способность видеть во мраке.

Небо заволокли тучи. Да-да, наверняка небо заволокли тучи.

— Безглазый Сайлас! — выкрикнул чей-то грубый, жестокий голос.

— Безглазый Сайлас!

— Безглазый Сайлас!

Эту дразнилку Вольверон слыхал и раньше. В другое время он бы с грустью подумал о той жестокости, которую, увы, взрослые успели привить детишкам, но сейчас он молча пробирался сквозь толпу в поисках дочери.

— Дочка! — крикнул он вновь. — Дочка!

— Ну и куда же она подевалась, а? Я тебя спрашиваю, Боб!

— Нам ее не найти, Полти.

— Чего ты там бормочешь?