Том Арден - Танец Арлекина

Сайлас был так потрясен, что не до конца понял, что означают слова Лоленды. Помнится, он только немного удивился, что такая благородная дама знает о том, что значит «Стена». Уходя, леди Лоленда оставила Сайласу маленькую карточку, где был напечатан ее адрес.

Миновало несколько дней, и вот как-то раз безумно волнующийся Сайлас стоял перед высокими, отполированными до блеска дверями дома в самом роскошном районе Агондона. Он собрался было постучать, но вовремя заметил колокольчик.

За год, что Сайлас проучился в школе, он только дважды пользовался свободой и уходил в город. В первый раз он весь день просто бродил по многолюдным улицам. Сразу же у ворот город, как и в самый первый день пребывания в Агондоне, произвел на него ужасающее впечатление — показался неразберихой, сотканной из грохота лошадиных подков, толп народа и громадных домов. Сайласу стало страшно. Он развернулся и поторопился вернуться в школу.

Во второй раз он немного расширил границы прогулки. До сих пор, вспоминая о том дне, Сайлас поеживался. Какую грязь он тогда увидел, какой беспорядок! Это было через три Кануна после его приезда в Агондон. С тех пор он больше не выходил из школы. Одинокий, молчаливый, он проводил свободные дни у себя в келье, за книгами.

А теперь лакей в напудренном парике встретил Сайласа у дверей и повел его по длинным коридорам, сияющим золотом и мрамором. На стенах висели дорогие гобелены и необычные картины. В плетении узорчатых ковров сверкали золотые нити. На витых колоннах-подставках красовались обнаженные статуи. Юный провинциал, закованный в черную сутану своей веры, только глазел по сторонам, потрясенный и возмущенный одновременно. В таких домах ему никогда прежде не доводилось бывать. Лакей, сухо усмехнувшись, распахнул перед Сайласом двери роскошной комнаты. Сайлас неуверенно шагнул через порог. Окна прятались за тяжелыми шторами, мягкий свет свечей рассеивал полумрак.

Позднее Сайласу казалось, что тогда наступил поворотный миг в его жизни. Здесь решилась его судьба. Здесь, и больше нигде та ноша собственной ненужности, что так тяготила его, вдруг незаметно, тихо упала с его плеч.

— О Сайлас! Я ведь с самого начала положила на тебя глаз! Глупенький мой мальчик! А ты не знал? Не догадывался?

Она поплыла к нему, словно привидение по полутемной комнате — да, то была леди Лоленда, но снова другая, не похожая на ту роскошную даму, что навестила Сайласа в привратницкой. Волосы ее были распущены, голос звучал игриво, и хотя Сайлас вспоминал, что вечер тянулся долго, что был и чай, и разговоры, и то, как он неловко встал и попрощался, но потом, в мечтах, он вспоминал о происходящем как о кратком, неизбежном мгновении. Он помнил усмешку лакея, распахнувшего перед ним дверь, а потом ласковую руку на своей руке, а потом — мягкие нежные объятия.

— Ш-ш-ш, ш-ш-ш! — шептала леди Лоленда, гладя волосы Сайласа.

Вот так началось грехопадение Сайласа Вольверона. Когда произошло то, что произошло, леди Лоленда сказала Сайласу, что будет ждать его снова, в следующий день «Стены». Сайлас не в силах был произнести ни слова. Он стоял, уставившись в пол. А Лоленда рассмеялась и взъерошила его волосы. Вернулся лакей и провел Сайласа к выходу через роскошные большие комнаты. А потом Сайлас вновь оказался за дверьми, на вершине высокой лестницы, ступени которой спускались к улице. Выпал снег, лиловело вечернее небо.

Он больше никогда не придет сюда. Он поклялся себе в том, что этот его первый визит станет единственным и что теперь ему следует посвятить свою разрушенную жизнь покаянию. Может быть, по прошествии многих сезонов ему удастся смягчить гнев бога Агониса. Сайлас молился. Плакал. В ту ночь он лег не на тонкий матрас на своей кровати, а прямо на пол и лежал там, дрожа, обнаженный. Потом много дней подряд он мылся, словно пытаясь смыть, соскрести с себя грех. Руки его стыли от ледяной воды. Нет, он больше никогда туда не вернется.

Наступил и прошел Канун, пришло время «Стены». Но Сайлас ничего не добился. Ночью, когда он лежал без сна, замерзший, сны снова вернулись к нему и в темноте подошли еще ближе, чем раньше.

Диколесье вновь назвало его своим ребенком.

И тогда Сайлас понял, что никогда не обретет свободу. Те циклы, что прошли с того дня, как его отца нашли мертвым в снегу, были истрачены зря. Годы унеслись, словно пыль. И когда Сайлас, наконец, уснул и утонул в мире леса, ему приснилась не нежная зелень, как прежде, а жуткая чаща, где все время кто-то рычал и каркал. В тот сезон Короса он снова и снова навещал леди Лоленду.

А там всегда все происходило одинаково, и при расставании она всегда шептала ему, улыбаясь, что будет ждать его в следующий день «Стены». И каждый раз он приходил, а она ждала его. Может быть, то была страсть, способная продлиться всю жизнь. А может быть — болезнь, от которой можно было умереть. Страсть бушевала в душе молодого Сайласа в дни разлуки с Лолендой, словно гной внутри нарыва. Совершая столь любимый и привычный ему ритуал богослужения, про себя он совершал другой, тайный ритуал. В своем воображении он возвращался в полутемный будуар леди Лоленды. Вскоре самые священные песнопения и легенды, самые высокие символы веры смешались в душе Сайласа, соединились с его жаждой порока. Максимат запевал хвалебную песнь Агонису, а Сайласу слышалась хвалебная песнь в честь его страсти. Кадило раскачивалось в руке Максимата, словно маятник, и напоминало о том, что жизнь быстротечна и тленна. Сайласу казалось, что он ощущает прикосновение нежных пальцев Лоленды, впивается зубами в ее соски…

— А когда у тебя обряд Очищения? — спросила Лоленда как-то вечером, когда они, изможденные страстью, лежали на шелковых простынях.

Сайлас вздрогнул. Он и не предполагал, что Лоленде об этом известно. Он высвободился из ее объятий. Поспешно, чуть ли не гневно, начал одеваться.

— Сайлас?!

Как он мог ей объяснить? Миновал не один сезон с тех пор, как он впервые вошел в эту комнату, но все это время, хотя он и предавался тайному пороку, для окружающих он оставался скромным, серьезным юношей, чья набожность еще в Ирионе вызывала у людей священный трепет. Теперь же предстояло посвящение в семинаристы, в братство. В ближайшее Новолуние Сайлас должен был обнаженным войти в Купель Чистоты. Ему предстояло стать одним из Избранных — из тех, кого ожидало высокое положение в рядах Ордена Агониса. Некоторые проходили обряд Очищения, пробыв в школе четыре года, то есть полный цикл. Сайласа, похоже, отметили как юношу, подававшего особые надежды.

Он оглянулся. В будуаре, как всегда, было жарко — дверь запета, шторы задернуты. Горел камин, тускло мерцали свечи, источая сладкий аромат. Руки и ноги Лоленды казались золочеными. Сайлас ощутил непередаваемый, тупой, тяжелый страх.