Том Арден - Танец Арлекина

— Полти! Не надо!

Но Вел уже поднялся. Он, покачиваясь, шел на Полти. Боб протянул руки, попытался удержать Полти. Он кричал, но его крики безответно повисали в воздухе. Почему-то выходило так, что сам Боб ничего для Вела сделать не мог — получалось, что спасти его, если бы, конечно, захотел, смог бы только Полти.

— Боб, прекрати дурака валять! — рявкнул Полти и отшвырнул от себя друга. — Ты что, не понимаешь? Сколько же ты можешь ко мне цепляться?

— Полти, кто-то следит за нами! Но Полти не слышал.

— Неужели ты не чувствуешь? Нет, видно, не чувствовал.

— Чего такое-то? — сонно пробормотала Лени. Ошарашенно моргая налитыми кровью глазами, девушка увидела, что Вел прыгнул в воду — но ведь он и раньше нырял, ничего такого особенного.

Она слышала, что говорил Полти. Слышала, как он признал превосходство Вела. Все точно. Но что же такое творится? У Лени перед глазами плыли золотистые пятна.

Послышался голос:

— Милашка Лени.

Вел? Уже вернулся? Лени протянула руки навстречу любимому, но обняли ее не руки Вела. Эти руки были обвешаны жирными, дряблыми, похожими на губки, мышцами. Лени затошнило. Колени ее подогнулись.

— Лени. Лени. Милашка Лени…

— Полти! — не выдержал и вскочил на ноги Боб. Он только-только пришел в себя — пребольно ударился головой, когда его друг швырнул его на землю. Боб покачивался. Взгляд его дико метался.

Скала, река… Река, скала.

Какая ты славненькая, Лени…

Грубые руки рвали на Лени платье. А под платьем-то на ней ничегошеньки не было…

В барашках волн показалась голова Вела. Боб бросился к обрыву.

— Милашка, милашка Лени, — хрипло выдыхал Полти. Он швырнул сопротивлявшуюся девушку на одеяло.

Боб прыгнул со скалы.

Скала.

Река.

Последнее, что он слышал, — жаркие хрипы, вырывавшиеся из груди Полти.

А потом — ужас от того, с какой силой его подхватило течение. Потом — страх.

Боб отчаянно молотил по воде руками.

Потом, потом он будет думать: «Я пытался спасти его». И еще он будет думать так: «Больше ничего нельзя было сделать».

О радость! Из воды торчал длинный сучок затонувшей коряги. Боб ухватился за сучок и подтянулся к берегу.

Он еще долго лежал на илистом берегу, переводя дыхание. Он был полон реки, она захватила его, владела им. Весь мир для Боба превратился в серебристый поток, несущийся к жестокому, беспощадному водоскату.

Боб, шатаясь, поднялся на ноги.

«Теперь нам нечего соревноваться, верно?»

Боб, покачиваясь, побрел по мшистому берегу.

«Ты доказал, что ты первый, Вел».

Он шел в сторону мельницы.

«Ты самый лучший, ты первый в Пятерке».

Боб добрался туда как раз вовремя, чтобы увидеть, как изуродованное о камни тело поднимается вверх над лопатками мельничного колеса.

Он дико закричал.

Он упал на колени в грязь и закрыл глаза. А когда он снова открыл их — наверное, прошла целая вечность, — он никого не увидел. Между тем с противоположного берега за ним следила широкоскулая темноглазая девушка — да-да, именно она наблюдала за их компанией весь день. Бобу это не зря казалось.

Это была Ката.

Ката видела все.

Карета, похоже, свернула за угол.

Капеллан, которого чуть-чуть прижало к золоченой дверце, улучил мгновение и едва заметно приподнял занавеску. Нет, никакого угла он не обнаружил. Поворот карета совершила на вершине холма. Внизу, под холмом, капеллан увидел внушительный конвой. Зрелище, он был вынужден это признать, было весьма впечатляющее. Конечно, когда день за днем трясешься в карете, где душно, тесно и темно, можно и забыть о том, как замечательно твое сопровождение.

Перед взором капеллана предстали длинные вереницы окрашенных синей краской фургонов — конец обоза еще не был виден, фургоны терялись где-то в предыдущей долине. Впереди обоза маршировали шеренги пехотинцев в синих мундирах, а непосредственно за каретой гарцевали кавалеристы — также в синей форме, и притом на скакунах в синих попонах. В целом создавалось впечатление огромной синей змеи, которая, медленно извиваясь, ползла по холмам, повторяя все подъемы и спуски белесой дороги. На ветру трепетали синие флаги и штандарты. Уставленные вверх штыки как бы протыкали синий-синий воздух. До слуха капеллана донеслось мерное «бум-бум» барабана. И он понял, что, оказывается, слышал этот звук всю дорогу!

Синие мундиры шагали в Ирион.

Скоро пути конец. Скоро они придут.

Вот только в Ирион сразу не войдут. Командор отдал приказ о проведении самой тщательной разведки. Капеллан давно знал, каковы планы командира, но только теперь задумался об этих планах по-настоящему. И они его растревожили. Ну, так… совсем немного.

Тарнские долины можно представить по-разному. С двух сторон — так, по крайней мере, до сих пор полагал капеллан. Первый вариант: представить себе этакий пасторальный мирок — жирные со свинью, примерно тех же габаритов молочницы… ветряная мельница… чистая, веселая река. Любовные записочки, наколотые на сучки деревьев в лесу. Второй вариант был несколько менее привлекателен. Тут на ум приходили коровьи кизяки, длинные обеденные столы из грубо сколоченных досок, безобразная стряпня и крестьяне с щербатыми улыбками.

Прежде капеллан никогда не выезжал из Агондона, однако жизненного опыта ему хватало на то, чтобы понять: второй вариант гораздо реальнее. Капеллан думал о том, что прежде, говоря об обитателях Тарна, представлял себе существ неуклюжих, провинциальных болванов. Но до сих пор ни кому в голову не приходило, что эти болваны могут быть опасны. Капеллан с грустью смотрел на марширующее войско. Скажи ему кто-нибудь год назад, что он будет путешествовать вместе с таким вот грандиозным конвоем, он бы рассмеялся этому человеку в лицо.

Командор заерзал на сиденье.

— Капеллан!

— Командор?

— Я знаю, чем вы там занимаетесь.

Капеллан опустил занавеску и подумал о том, что его жизнь, кажется, возвращается на круги своя.

Старик командор обращался с ним в точности так, как в детстве мать.

Капеллана звали Эй Фиваль.

Будучи молодым человеком, он отличался красотой особого рода: с одной стороны, черты его лица были совершенны, идеальны, но с другой стороны, в них отсутствовала какая бы то ни было изюминка. А это означало, что характер у обладателя такой внешности может проявиться лишь в том случае, если на его долю выпадут более или менее серьезные испытания. Чаще всего жизнь такие испытания предоставляет, но не всегда. Разбитые надежды, неудачный любовный роман — все это могло миновать человека.

Так и было с Эем Фивалем. Беды обходили его стороной. Его нельзя было назвать глупым человеком — нет, он был по-своему мудр. Вот только ему очень недоставало опыта в определенных вещах.