Джульет МакКенна - Клятва воина

Со второй попытки девица вошла в проем, неуклюже потирая руку, ушибленную о косяк. Дэв презрительно смотрел, как она брела по трюму и споткнулась о клубок одеял у дальней переборки.

– Кто она? Реклама для других твоих товаров?

– Что-то вроде того. – Дэв стащил с себя тунику и проворно забрался в гамак. – На спине она тоже неплоха, пока даешь ей живицу, чтобы малость разбудить. Пользуйся, если хочешь, она сделает все что угодно, если подумает, будто после этого ее ждет путешествие к теням.

Не находя слов от возмущения, я затолкал свои пожитки обратно в мешок, завязал его надежным узлом и повесил на высокий крюк моего гамака. Укладываясь спать, я заставил себя думать о том, что сие сомнительное судно по-прежнему моя единственная надежда как можно скорее покинуть эти чумные острова.

Мы подняли якорь, едва рассвело, и Дэв искусно провел нас через битком набитый пролив в более открытые воды. Что бы я ни думал о нем, моряк он был, вне всякого сомнения, опытный. Я работал со снастями, но когда понял, что любовь Дэва к острым приправам распространяется даже на самую простую еду, а Репи редко бывает в том состоянии, когда ей можно доверить открытый огонь, сам взялся за стряпню. Я скатал кольчугу и, надежно привязав внутри нее мои драгоценности, уложил на дно мешка. Одетый в простой хлопок, я держал голову опущенной и старался не бросаться в глаза, а медальон Шек Кула спрятал под тунику, чтобы не привлекать внимания: как бы Дэв не прибрал его к рукам раньше времени. Я был уверен, что и без напоминаний о соблазне он решил бы однажды ночью перерезать мне горло. Поэтому я всегда ждал, когда Дэв заснет, прежде чем заснуть самому, и просыпался рано по давней солдатской привычке.

Пробираясь на север по длинной цепи Архипелага, мы останавливались на различных якорных стоянках – в оживленных торговых проливах, вроде того, где я встретился с Дэвом, или в укромных бухточках среди скал, где какие-то люди в мелких гребных лодках подходили к нашему борту торговаться с Дэвом. Я ни во что не вмешивался, сходил на берег только поесть и в тех нередких случаях, когда Дэв приводил на борт одного или более мужчин, жаждущих отвести Репи под палубу и поразвлечься с ней.

В общем, я видел совсем иную картину жизни в Архипелаге по сравнению с той, что рисовала для меня Ляо. Впрочем, ее совет тоже оказался не слишком надежным. Время от времени я возвращался мыслями к покинутому владению Шек Кула: как там поживают Ляо и Гар, Мали и малыш. Прослужив мессиру больше десяти лет, я должен был привыкнуть к частым поездкам и новым друзьям, с которыми приходилось расставаться через сезон-другой, чтобы никогда больше их не увидеть. Однако я знал, что всегда буду вспоминать Ляо с нежностью, и не только за дары ее плоти и драгоценности. Я лениво подумал, имеет ли Ляо хоть какое-то представление о реальной стоимости подаренных мне безделушек. И хотя она придерживалась других убеждений, я решил, что сожгу благовоние в усыпальнице Дрианон для Ляо, чтобы она благополучно родила, и для Гривала с Сезарром тоже, хотя я еще не определил, Тримон или Талагрин будет самым подходящим божеством, дабы их охранять.

Я пускался в такие раздумья всякий раз, когда жизнь на суденышке Дэва становилась слишком противной, и твердо захлопывал дверь на любом побуждении защитить Репи. В иные дни это бывало гораздо труднее, особенно когда какой-то островитянин, заплативший за нее, демонстрировал склонность к насилию.

– Почему ты не дашь бедняжке выздороветь? – не выдержал я однажды.

Дэв стоял на коленях возле Репи, поднимая ее безвольную голову с лиловым синяком во всю щеку, чтобы вдуть дым ей в ноздри. Запах тлеющих листьев меня также раздражал и беспокоил: случайное его вдыхание могло снова высвободить голоса внутри моей головы. Мне и без того хватало неприятностей со все более живыми и яркими снами о молодом Д'Алсеннене. Будь я проклят, если снова впущу его в мой бодрствующий ум, как тогда во время сражения с эльетиммским жрецом. Будь у меня хоть какой-то шанс достать приличный клинок, я бы, наверное, бросил этот меч в море как-нибудь ночью, даже если бы пришлось отвечать перед сьером за такое оскорбление его дара. К несчастью, здравый смысл напомнил мне, что Архипелаг – не то место, где можно путешествовать без оружия.

Дэв рассердился и с тошнотворно-глухим стуком бросил голову Репи на палубу.

– Глупая курица, опять она смешивала тахн со спиртным. То-то Фул вышел из себя, это ж все равно что забавляться с тряпичной куклой.

Я решительно прикусил слова, которые стучались в мои зубы, и стал вглядываться в берег. Мы стояли на якоре в спокойной бухточке, где не было других кораблей, и я заметил, что деревья здесь растут не так густо и больше похожи на те, что я видел в Южной Каладрии. Если повезет и если мои грубые расчеты сколько-нибудь верны, то я покину этот корабль через несколько дней.

– Дымку? Я не могу разбудить Репи, и мне не нравится насаживать на вертел мертвое мясо, так почему бы нам тоже не отключиться? – Дэв подул на угли курильницы, добавил еще листьев и глубоко вдохнул, прежде чем протянуть мне металлическую чашечку в роговом держателе.

Я энергично замотал головой и отпрянул от доносимого ветром запаха.

– Но ты хочешь его, верно? – засмеялся Дэв; под действием наркотика глаза его становились широкими и темными.

Я не потрудился ответить, хотя Дэв был прав. В последнее время я так часто вдыхал этот запах, что во мне вновь пробудились желания, которые, как мне казалось, я оставил далеко позади. Я то и дело ловил себя на том, что ищу оправдания, дабы подышать немножко дымом, пожевать немножко тассина или какого-нибудь листа, благо предложений в избытке. Было так соблазнительно потерять себя хоть ненадолго, украсть вечерок, свободный от воспоминаний об ужасной смерти Каески, от опасений по поводу оценки мессиром моих злоключений, от мучившего меня выбора между тем, чтобы признаться в снах о Д'Алсеннене и его погибшей колонии и еще глубже увязнуть в чародейских интригах, и тем, чтобы бесстыдно соврать и отрицать все, нарушая клятву, хотя никому, кроме меня, не будет об этом известно. В отдельные ночи единственным, что меня сдерживало, был страх, что наркотик освободит какую бы то ни было тень Д'Алсеннена, которая осталась привязанной к его мечу, а ныне была прочно заперта в моей голове, по крайней мере пока.

На следующее утро Дэв выглядел свежим как огурчик и очень довольным.

– Сегодня мы выходим в открытые воды, – объявил он за завтраком. – Волнение там гораздо сильнее, и надо будет следить за ветром.

– Тогда запри Репи в трюме, – посоветовал я, – или привяжи к ней линь.

Дэв засмеялся, словно услышал остроумную шутку, поэтому я повернулся к нему спиной и взялся за снасти, чтобы направлять суденышко, вовсе не созданное для морей, которые открылись перед нами, как только мы вышли из укрытия Архипелага, одни на бескрайних просторах вод.