Тэд Уильямс - Война Цветов

— Вы не единственные, кого они обобрали! — крикнул кто-то басом впереди Тео. — Мы, карлики, тоже не сдавались без боя! Они разогнали нашу гильдию, заморили голодом наши семьи. В одной только битве при Золотой горе погибли восемьсот двенадцать наших — их перебили, как крыс в амбаре! Не одни гоблины пострадали! — Другие голоса поддержали его, крича что-то о дриадах и о поругании Ардена. Теперь Тео стал понимать, что гнев толпы направлен не против Пуговицы.

— Вот видите, — сказал тот. — Я всего лишь глупый гоблин, сам еще молодой и поэтому плохо знающий историю. Очень возможно, что не один мой народ пострадал за могущественный цветок из чистого серебра и кристалла, что зовется Городом. — Гоблин слегка раскачивался, и голос его звучал напевно. — Однако час поздний, а я еще не закончил. Час поздний, и детям пора спать.

Я говорил вам, что в гоблинских историях всегда есть недомолвки, как и в гоблинских именах. И не мне говорить вам, что и в Эльфландии есть своя недосказанность, свой колодезь, полный тайн. По одну его сторону стоят древесные лорды и все другие эльфы, жившие безбедно и дружно. По другую сторону — мы, нынешние, уже без древесных лордов, зато с цветочными; гоблины, карлики и другие прислуживают у них за столом, надеясь снести домой хоть черствую корку. По одну сторону — Эльфландия времен короля и королевы, когда земля была богата и принадлежала всем. По другую — Эльфландия нашего времени, где цветочные дома сражаются друг с другом из-за власти, и выпускают драконов, и жгут не только своих врагов, но и всех, кто случайно окажется в месте их боевых действий. Чем должно заполниться недосказанное? Не мне говорить вам. Наши истории не отвечают на такие вопросы.

— Цветочные дома должны пасть! — крикнул кто-то.

— Они ограбили нас! — подхватил другой, и толпа заревела, как просыпающийся зверь, большой и страдающий.

— Осторожней, друзья мои! — призвал Пуговица. — Теперь, когда вся власть в руках у Цветов, задевать их было бы глупо. Кто осмелится осудить лорда Чемерицу или лорда Дурмана? Ведь это они содержат из милости безработную городскую бедноту, и они же из милости не посылают сюда солдат, чтобы арестовать всех, кто покинул свои дома вопреки введенному парламентом военному положению. Не забывайте, что парламент может в любое время издать нужный указ и отправить всех жителей этого незаконного поселения в рабочий лагерь, а то и на казнь.

— Пусть только сунутся! — закричала высокая женщина цвета сельдерея, и другие поддержали ее.

— Тише, тише, — сказал Пуговица. — Мы должны сохранять спокойствие. Цветочные лорды думают, безусловно, только о вашей пользе, и у них, поверьте, есть средства, чтобы удержать свою власть над Городом и власть Города над всей Эльфландией. — Он помолчал, слушая шум толпы и оглядывая море освещенных факелами лиц.

«А здорово это, наверно, смотрится сверху, — подумал Тео. — Карнавал, отягощенный Хэллоуином».

Над недовольными выкриками поднялся одинокий, горестный волчий вой.

— Если б я думал, что цветочные лорды есть зло и правление их преступно, — заговорил вдруг Пуговица, — я рассказал бы вам совсем другую историю. — Толпа притихла. — Я счел бы долгом чести сказать, что когда-нибудь власти Цветов настанет конец. Я был бы обязан в кои-то веки обойтись без недомолвок и вспомнить, что смерти короля с королевой не видел никто, кроме лордов пресловутых Семи Семей, и что число этих семей ныне сократилось до трех — так разбойники режут глотки один другому, не поделив богатой добычи. Что кончина короля и королевы, под чьей справедливой рукой мы жили так долго, возможно, не просто случайность. Что их преемники поджигают дома друг друга и гоняют наших детей кнутами по улицам.

Если б я думал, что власти Цветов следует оказать сопротивление, я не только бы обошелся без недомолвок, но сказал бы вам так: до того дня, пока все не будет исправлено, или же до последнего своего вздоха, я не стану больше замалчивать свое подлинное имя.

— Нет! — пораженно и даже испуганно воскликнул хриплый гоблинский голос. К нему присоединились еще несколько, упрашивая Пуговицу не делать чего-то не совсем понятного Тео, но Пуговица только улыбнулся на это.

— О, друзья мои! Если бы я полагал, что сопротивление Цветам необходимо, я сказал бы, что секретность, даже вошедшая в традицию, нужна только трусам, и даже тайна должна порой появляться нагой. — Гоблин поднял вверх свои тонкие руки. — Я предстал бы перед вами, как дитя в день своей Песни Наречения, и сказал всем, кто меня слышит, что клановое мое имя Пуговица, в гнезде меня назвали Чумазым, а сам себя в своем тайном отчаянии я именую Козявкой. — Кто-то из гоблинов, сопровождавших Пуговицу, вскрикнул снова. — Я сказал бы это всем, ибо близок день, когда даже букашкам и козявкам придется стать во весь рост, чтобы их сосчитали.

Вот как все было бы. «Меня зовут Чумазый Козявка Пуговица, — сказал бы я, — и я не буду знать отдыха, пока не верну своему дому душу, а себе честь». И сказав это, я попросил бы вас всех присоединиться ко мне.

Многие гоблины в толпе до сих пор не оправились после открытия Пуговицей своего тайного имени — это, видимо, был незаурядный поступок, но для Тео он прошел незамеченным среди всей этой мифологии, призывов к бунту и сослагательных наклонений. Другие гоблины пришли в себя быстро и принялись взволнованно выкликать полное имя лидера. По их лицам было заметно, что для них это намного важнее, чем антицветочная речь.

— Чумазый-Козявка-Пуговица! Чумазый-Козявка-Пуговица! — скандировали они радостно, без всякой угрозы, и к ним присоединялись другие, не только гоблины. В первый момент Тео почувствовал, что искра бежит по толпе, воспламеняя ее, как сухую растопку, — если бы сейчас Пуговица назвал им цель, все ринулись бы в бой с голыми руками, не думая о последствиях. Этот момент миновал, но безумие еще не совсем остыло. Эльфы кричали друг на друга, но без злобы, а со смехом и похвальбой, разные виды обнимались и посылали проклятия цветочным кланам, пускались в пляс, и даже музыка кое-где звучала под звездами. Выйдя из мечтательного состояния, Тео увидел в толпе гоблинов и других эльфов с корзинами — они раздавали еду, хлеб и речную рыбу.

Перед ним возникла чья-то высокая фигура.

— Пуговица не ошибся — ты здесь. У него острый глаз, — сказал Караденус Примула, всего несколько часов назад едва не перерезавший Тео глотку. В обычных обстоятельствах Тео шарахнулся бы от него, но духова трава, которой угостили его музыканты, вызывала в нем чувство странной оторванности от мира со всеми его опасностями.

— Чего тебе? — сердито и задиристо осведомился Кумбер. Тео не понял, отчего тот злится.