Тэд Уильямс - Война Цветов

— Черное железо, нет! — хихикнула она. — Этим чарам мы учимся с первой кровью, и я уже поставила свои на эту луну. Я о других, о любовных. Такие придумки, чтобы интереснее было. Я увидела их на выставке, ну и подумала... — Она, застеснявшись вдруг, отвела глаза.

— Мне ничего не надо, кроме тебя. — Запахи ее кожи и волос — то ли от бурных эмоций, то ли из-за тесноты внутри зачарованного круга — пьянили его, как наркотик. — Ничего, кроме тебя, не хочу. Мне хватает этой магии... то есть науки.

— Я рада, что ты это сказал.

И они снова умолкли. Звезды Ван Гога сверкали, как снежинки в зимнем воздухе, но в павильоне стало тепло, как летом.

На этот раз ему приснился сон об отце. Его опять окружал туман, в больничном коридоре стоял дым — а может, это был дом Нарцисса? Навстречу попадались то ли покрытые пеплом жертвы, то ли пациенты в больничных халатах. Тео искал отца, звал его, но при этом кричал не «Пит», как он одно время его называл в дурацкой манере взрослого отпрыска, и даже не «отец», а «папа».

— Папа, папа, ты где?

Ему чудилось, что отец виден где-то вдали, сутулый, лысеющий, в гавайской рубашке — он всегда надевал такую в субботу утром, точно доказывая самому себе, что выходные наконец-то настали. Подростком Тео очень удивился, когда понял. что для его старика гавайская рубашка — это некий символ, бунт против серых костюмов, белых сорочек и галстуков.

— Папа? — Он, вернее Тео во сне, вдруг осознал, что так и не попрощался с отцом как следует. Он держал его за руку в больнице, после инсульта, но если Пит Вильмос и понимал, что жена и сын здесь, рядом с ним, то не дал знать об этом.

Тео побежал по темнеющему коридору. Ему казалось необходимым рассказать отцу о чем-то, что он узнал или сделал после его смерти, доказать, что Пит вкалывал не напрасно, обеспечивая еду на столе и подарки под рождественской елкой, но он не мог придумать, что бы такое сказать. «Да и говорить-то, собственно, нечего, — думал он во сне. — Я никто, как и он был никем». И все-таки он испытывал отчаянную потребность догнать эту шаркающую впереди фигуру.

— Папа!

— Тео? — издалека, сквозь дым, донеслось до него. — Тео, ты где?

Он устремился на голос, но чьи-то руки держали его — другие пациенты, должно быть... или жертвы, обожженные страдальцы, рвущиеся вниз по лестнице, в безопасное место. Может, дракон вернулся? Тео пытался освободиться, но не мог, а голос отца все удалялся...

— Тео, проснись! — Другой голос, женский. — Тебя ищет кто-то.

Он вскинулся, путаясь в собственной одежде, и Поппи сказала, обнимая его:

— Вон он, снаружи.

Тео потряс головой, пытаясь соединить фрагменты в единое целое, но это не очень ему удалось. Отец — или его не нашедший упокоения дух — снова подал голос, от которого у Тео затрепыхалось сердце и кожа покрылась мурашками:

— Ты здесь, Тео?

— О Господи, Кумбер. Совсем про него забыл. Я ведь должен... — Тео сел и стал натягивать штаны. — Где он? Почему его так хорошо слышно?

— Он, наверное, всего в нескольких ярдах от нас. — Поппи почти не стеснялась своей наготы. Трудно отвлечься от такого зрелища, с которым ты едва успел познакомиться, когда тебя ищут. Она села, и размытый звездный свет заиграл на ее молочной коже.

— Почему же он тогда... А, да. Чары.

— Просто выйди наружу, и он увидит тебя. — Она попыталась улыбнуться.

Все еще подпрыгивая, чтобы влезть в брюки, Тео прошел сквозь стенку павильона. Он не почувствовал ничего, кроме вновь охватившего тело ночного холода. Кумбер стоял к нему спиной, и Тео окликнул его.

— Роща густая, ну и напугал ты меня! Ты где был-то? Я в ужас пришел — думал, тот мертвец явился и забрал тебя. До рассвета осталось чуть больше часа. — Кумбер прищурился. — С чего это ты бродишь тут полуголый?

— После объясню. Извини, что забыл. Иди в палатку, я через пару минут подойду.

— Нет. Встретимся не там, а у реки, на краю лагеря. Когда придешь, поймешь почему. Ты правда заставил меня поволноваться — я тут все обыскал. Ты уверен, что все в порядке?

— Уверен. Прости за беспокойство. Ты ступай, я скоро.

Феришер посмотрел на Тео с подозрением.

— Нет, ты уверен?

— Как нельзя больше. Иди.

Кумбер кивнул и зашагал прочь по берегу.

Тео, хотя отошел всего на какой-нибудь ярд от павильона, отыскал его не сразу: луна зашла, и поднимающийся с реки туман мешал разглядеть легкие колебания воздуха, отмечавшие купол. Преодолев почти незримый барьер, Тео попал с холода в тепло, напоенное запахами их любви.

— Тебе нужно идти. — Поппи надела блузку, но дальше процесс одевания не пошел. Лечь бы сейчас рядом и поцеловать ее гладкую ногу, а потом тугую кожу чуть выше бедра — если он это сделает, то больше уже не встанет.

— Да, — сказал он. — Нужно. Пуговица, по-моему, считает необходимым, чтобы мы ушли еще до рассвета.

— Кто это — Пуговица?

Тео замялся. Он, конечно же, доверял ей безоговорочно, но не хотел подвергать ее лишней опасности. Как говорил Пуговица, чего не знаешь, того и не скажешь.

— Мой друг из лагеря. Гоблин.

— Хотела бы я никуда тебя не пустить. Сделать так, чтобы ты сам захотел остаться, — поправилась она с грустной улыбкой, — но я знаю, что так нельзя. Если бы ты был способен бросить друга в беде, я бы... не чувствовала к тебе того, что теперь чувствую.

Вот, значит, как это бывает? Предстоящее встало перед ним в полный рост, не заслоняемое больше ни снами, ни даже близостью Поппи. Он испытывал дурноту и слабость. Вот, значит, как углубляются мелкие души? Ты поступаешь как надо, вопреки своим чувствам и отчаянному желанию удрать, а взамен тебя считают крутым парнем, и на твоих похоронах все рыдают? В этой мысли было, однако, и нечто подкрепляющее, пусть даже он усвоил заключенный в ней урок слишком поздно: она указывала путь к обновлению. «Так она думает обо мне, таким я для нее и буду».

— Я не хочу уходить от тебя, — был единственный ответ, который пришел ему в голову, — но приходится.

— Я знаю. — Она снова натянула на лицо свою маску, но это удалось ей не до конца, и она старалась не смотреть на него. — Я... хочу дать тебе кое-что. Две вещи.

— Твою перчатку, чтобы я прикрепил ее к копью, когда поскачу на битву?

Поппи так удивилась, что все-таки вскинула на него глаза.

— Зачем тебе копье?

— Это я в переносном смысле. Так поступали рыцари моего мира с подарками своих дам.

— Мои подарки надо беречь как следует, а не цеплять их на какое-то там копье. — И Поппи вручила ему нечто похожее на тюбик с губной помадой. — Вот. Позвони мне, если понадобится. Я серьезно, Тео. Если тебе будет что-то нужно, я это добуду, а если понадоблюсь я сама, то приду к тебе в любом случае.

— Некоторое время, наверное, я никуда не смогу звонить, — сказал Тео, глядя на серебристую трубочку, — но все равно спасибо. Когда... когда все закончится, мне приятно будет связаться с тобой, не вызывая у Стриди головной боли.