Тэд Уильямс - Война Цветов

Это чувство было намного сложнее тоски по дому, хотя Тео временами испытывал и ее. Порой на него для разнообразия накатывал ужас в чистом виде, а где-то глубоко в животе засело замечание Долли относительно мелкости его души. Неужели это правда? Вот и Кочерыжка в нем разочаровалась — теперь она предпочитает проводить время со своими родными, а не с ним.

«Ну, извините, такой уж я есть. Не герой, не дипломат. Я к вам сюда не напрашивался и ничего этого не хотел. Если у меня хватает честности сказать „накололи вы меня“ вместо восторгов насчет вашей сказочной страны, так я уже и грубиян, по-вашему?»

В памяти всплыло бледное лицо Кэт, излагающей с больничной койки легенду о Тео Никудышном: «Ты взрослый мужчина, а ведешь себя, как тинэйджер. Вся эта дурь, которую ты начинаешь и не доводишь до конца. Бесперспективная работа...»

Кое с чем он готов был согласиться, но сдаваться окончательно не хотел. «Когда люди говорят, что ты ведешь себя, как тинэйджер, это обычно означает, что они завидуют твоей свободе, которой у них самих нет. О чем свидетельствует работа на полный день, которая тебе не очень-то нравится, вот как у Кэт, — о том, что ты взрослый, или о том, что ни на что лучшее ты больше не надеешься? Насчет моей бесперспективной работы волноваться теперь незачем, поскольку у меня ее больше нет. А что до полного отсутствия перспектив в моей жизни, то я как раз еду куда-то, разве не так?» Тео вздохнул.

Лошадиное лицо Вереска смотрело на него в зеркало заднего вида — или это только кажется, что оно смотрит? Трудно сказать, когда нет глаз, с которыми можно встретиться.

— Вы смертный, да?

— А что, не видно разве?

— Не так чтобы очень. Пахнет от вас малость не по-нашему, но так со многими путешественниками бывает.

— Понятно. — Чтобы хоть как-то рассеять тоску, Тео ухватился за освященный веками обычай Трепа с Водителем. Смертельно скучающие китайские мандарины в таких случаях возможно, беседовали с рикшами. — Трудно здесь устроиться на такую работу, как у вас?

— Да как вам сказать — у нас это вроде как семейное. И отец, и дед у меня были водилами. Из наших многие этим занимаются.

— Из ваших — значит из дунов?

— Ну да. Раньше-то мы были дорожными стражами. Каждая семья имела свой участок, на нем мы и работали — награждали добрых путников, наказывали злых, в таком роде. Потом Цветы в Городе надумали строить шоссе... ну и мы, дуны, этому воспротивились. Представили петицию в парламент, все организованно, как положено. Дороги тоже подрывали, не без того. — Дун пожал плечами. Тео этот жест показался странным, и он не сразу сообразил, что это из-за плеч, не похожих на человеческие. — Короче, не выгорело у нас. Теперь дороги принадлежат всему обществу, так они говорят — понимай как хочешь. Дунам они точно не принадлежат. Вот многие и пошли в шоферы, как мой дед. Все-таки на дороге работаешь.

Тео безошибочно распознал в его голосе ноту тоски по утраченному.

— А у графа Пижмы вы давно служите?

Не у него, у клана Маргаритки — так будет вернее. Почитай что всю жизнь. Отец поступил к ним еще при старом лорде, лет так шестьсот тому.

Тео сглотнул, прежде чем спрашивать дальше.

— Ну и как у них работается?

Вереск кинул быстрый безглазый взгляд в другую сторону. Руфинус по-прежнему бормотал над своим чемоданом.

— Да нормально. Лучше, чем у многих других. Обращаются с тобой почти что по-семейному.

— Уфф. — Кочерыжка, приняв сидячее положение, сонно выглянула из складок руфинусовского пальто, выбралась на ногу Тео и полезла вверх по его рукаву, вяло подрагивая крыльями. — В голове прямо как бука нагадил. — Заново угнездившись на плече Тео, она посмотрела в залитое дождем окно. — Где это мы? Алтей мы уж точно проехали.

— Мы едем не туда, — сказал, не поднимая глаз, Руфинус. — Кузен Квиллиус так распорядился. Если нас ищут, то скорее всего будут встречать поезда, прибывающие на вокзал с Алтея, со станции Маргаритки. Поэтому Вереск везет нас на Тенистую. Из-за праздника там будет настоящее столпотворение, ведь послезавтра у нас Мабон, — пояснил эльф, учитывая неведение Тео. — Поезда будут переполнены.

— Эльфийские поезда. — Тео до сих пор еще не привык к этой мысли, хотя и ехал в эльфийском автомобиле. — И что это за Мабон такой?

— Остановите машину, — скомандовала вдруг Кочерыжка. — Быстро!

— Это еще зачем? — нахмурился Руфинус. — Ты же слышала: Квиллиус хочет, чтобы мы ехали до самой...

— Остановите машину!

— Почему? — запаниковал Тео. — В чем дело?

— Меня стошнит сейчас, вот почему! — И в тот же момент с ней случилось именно это.

Руфинус поспешно открыл окно и замахал рукой, прогоняя слабый, но неприятный запашок. Кочерыжка вытерла рот. На плече куртки Тео осталось пятнышко.

— Извини, — сумрачно сказала она. — Все из-за этих треклятых ягод.

Тео вздохнул, стараясь туда не смотреть. Он едет в машине, которую ведет зеленый двуногий конь без глаз, его пачкают летуницыной рвотой, на него брызжет холодный дождь, единственный друг вот-вот бросит его, и он отправится в незнакомый город с попутчиком из скетча Монти Пайтона. Как все это помещается в понятие «волшебная сказка»? Похоже, не очень хорошо.

— Ничего, — сказал он Кочерыжке. — Сегодня, наверное, просто не твой день. И не мой тоже.

— Хорошо еще, что вы так просто одеты, — сказал Руфинус, пока Тео, смочив платок под дождем, оттирал куртку. — Случись такое с одним из моих костюмов от «Аканта», я мог бы убить. — Платок принадлежал Вереску — кузен Пижмы и помыслить не мог о том, чтобы предоставить для такой цели свой.

— Да. Это утешает. — Тео казалось, что он висит над черной бездной, цепляясь кончиками пальцев.

— Я не нарочно, — с оборонительной интонацией заявила Кочерыжка. — Я же просила остановить машину.

Руфинус припал к окну, точно шахтер, застрявший в наполненной газом шахте.

— Надо было выражаться яснее, — буркнул он.

Тео надоела их перебранка, и депрессия овладела им так, что завизжать впору. Вместо этого он спросил:

— Мы сейчас где?

Они ехали через что-то похожее на пригород, отличающийся, однако, от тех, где Тео вырос и провел почти всю свою жизнь. Тротуары отсутствовали, а дорога петляла так, словно прямые углы действовали на проектировщиков города, как пьяные вишни на Кочерыжку. Дома, заслоненные пышными деревьями, казались маленькими, но Тео, побывав в усадьбе Пижмы, уже научился не доверять первому впечатлению. Все эти жилища пестрели многоцветьем красок и отличались непривычным для Тео разнообразием форм — здесь были не только коробки, но и цилиндры, и сферы, и еще более сложные фигуры. Он заметил даже одну перевернутую пирамиду, балансирующую на верхушке вопреки законам тяготения.