Вольфганг Хольбайн - Вампир

— Какое это имеет значение? — отозвался Цепеш. — Сколько человек убил ты, Деляну?

— Это другое, — сказал Андрей, но Цепеш только рассмеялся. «И зачем я ввязался в дискуссию с безумцем?» — подумал Деляну.

— Да? — удивился Цепеш. — Ты так считаешь? Конечно, совсем другое делать это самому и находить отговорки и причины. Ты не лучше меня, Деляну. Мы оба убивали людей, и не важно, зачем мы это делали. Они мертвы, и этим все сказано.

— В таком случае у меня есть предложение, — сердито сказал Андрей. — Давай вместе пойдем в твою пыточную камеру и проверим, прав ли ты.

— Думаешь, я испугаюсь боли? — засмеялся Цепеш. — Глупец! Как бы я мог стать мастером пыток, не зная и не любя их? — Он извлек узкий обоюдоострый кинжал, закатал левый рукав своей белой рубахи и стал вырезать полосу кожи шириной в два пальца от плеча до локтя. Уголки его рта вздрагивали от боли, но он не издал ни звука.

— Сумасшедший, — прошептал Андрей.

— Возможно, — отозвался Цепеш. Светло-красная кровь бежала по его руке и с локтя капала на пол. Он смеялся. Медленно вложив кинжал в ножны, он подошел ближе. — Но что такое безумие? Чего стоит человеческая жизнь, Деляну? Твоя жизнь ценнее моей, а моя менее ценна, чем жизнь твоего друга? Имеешь ли ты большее право на жизнь, чем человек, от которого я тебя спас?

У Андрея задрожали руки. Он едва сдерживался, чтобы не наброситься на Цепеша и не стиснуть руками его горло. Более того, внезапно в нем проснулась темная, страшная жажда. Он захотел… схватить его, повалить и впиться зубами в его горло. Растерзать его кожу и плоть и пить сладкую кровь, высасывая из него его проклятую жизнь, чтобы…

Ему стоило невероятных усилий остаться неподвижным. Дракула стоял теперь прямо перед ним. Запах его крови, сладкой, темной и в то же время невероятно привлекательной, казалось, был повсюду и доводил его до безумия. Деляну поднял руки, не в силах подавить желание. Лицо Цепеша куда-то уплыло. Под языком у Андрея собиралась слюна и стекала тонкими липкими струйками с губ на подбородок. Он услышал глубокий глухой звук, напоминающий угрожающее рычание волка, и с ужасом понял, что этот звук вырывался из его собственного горла. Глаза Цепеша вспыхнули, Андрей схватил его, грубо повалил на себя, его зубы приближались к его горлу…

И тут он оттолкнул Цепеша от себя с такой силой, что тот пролетел через все помещение и тяжело рухнул возле стены рядом с дверью, громко вскрикнув при этом от боли.

Андрей отскочил назад и упал на колени, не в силах совладать с охватившей его дрожью. Жажда не покидала его, она стала еще сильнее, чем раньше, — неистовствующий изверг, сведший его потуги к жалкому нулю и оставивший место лишь для одного желания — точнее, приказа! — наброситься на Цепеша и растерзать его. Эта жажда вызывала в нем ужас, пугала и заставляла кричать от отвращения. Он видел все окружающее будто сквозь кровавый туман. Где-то далеко распахнулась дверь, и ворвались люди, привлеченные криками его самого и Цепеша. Дракула кричал что-то, чего Деляну не понимал, люди остановились, потом красный туман опустился и на эти картины, и Андрей пробирался сквозь клокочущую бесконечность, которая состояла, казалось, сплошь из его страданий и неудовлетворенной жажды.

Наконец верх взяли изнеможение и слабость. Он упал, и бушевавший в нем огонь погас, поглотив себя сам. Попытка повернуть голову и открыть глаза превзошла тот ничтожный остаток сил, который еще был в нем.

Цепеш лежал рядом. Рана на его руке продолжала кровоточить; значит, прошло не много времени. Они снова были одни. Андрей видел краем глаза, что дверь открыта, но охранники ушли.

— Почему ты сопротивляешься? — спросил Цепеш. — Почему отказываешься признаться, кто ты?

— Дурак, — пробормотал Андрей. — Ты хочешь… умереть? Уходи… пока ты еще в силах.

— Тебе нечего бояться, — сказал Цепеш. — С парнем ничего не случится, и с тобой тоже. Я приказал своим людям отпустить вас, если я умру.

Андрей ничего не сказал. Он не мог. Слабость окутывала его, как что-то тяжелое, осязаемое, тащила в бездну, чтобы там растерзать. А где-то бесконечно глубоко в нем все еще жила страшная жажда, нечто, перед чем он испытывал непреодолимый страх, что воспринимал с еще большим отвращением и что тем не менее было частью его самого.

Цепеш встал и отошел на несколько шагов. Андрей услышал шелест ткани.

Прошло некоторое время, пока он смог сесть и посмотреть на Цепеша, не опасаясь того, что ему снова захочется наброситься на графа и растерзать ему горло.

Цепеш сидел на стуле и отрывал полосы от своей рубахи, чтобы наложить себе повязку. Хотя рана была не особенно глубокой, зато обширной и продолжала кровоточить, так что повязка быстро окрасилась в темно-красный цвет. Почувствовав на себе взгляд Андрея, он обернулся к нему и тихонько засмеялся.

— Прости мою слабость, Деляну, — насмешливо сказал он, — но мои раны заживают не так быстро, как твои.

Андрей с трудом поднялся, но должен был сразу же опуститься, привалившись спиной к стене. Он чувствовал себя изнуренным и опустошенным, словно это был труднейший бой в его жизни. Видимо, так оно и было.

— Почему? — спросил он едва слышно.

— Потому, что ты мне нужен, дурачок! А я тебе.

— Мне ты не нужен, — пробормотал Андрей. — И мне не нужна твоя кровь.

Цепеш усмехнулся.

— У меня есть все, чего ты хочешь, — сказал он. — Парень. Доменикус. Его сестра! Хочешь голову Билера? Можешь получить ее.

— Мы уже это обсуждали, — сказал Андрей устало.

— И еще много раз будем возвращаться к этому, пока ты не поймешь, что мы нужны друг другу, — продолжал Цепеш. — Я мог бы тебе угрожать, но не хочу. Хочу, чтобы ты добровольно пришел ко мне.

— Зачем? Чтобы сделать тебя бессмертным? Чтобы ты еще сто лет мог издеваться над людьми?

— Я не стал бы этого делать, если бы узнал твою тайну, — ответил Цепеш. — Это все, чего ты хочешь? Чтобы Накольник перестал сажать на кол? Обещаю. Переходи на мою сторону, Деляну, и больше не будет никаких колов! Зачем мне боль, если у меня будешь ты?

— А что дальше?

— Ты же видел. Ты и я, мы сможем избавить страну от угрозы турецкого нашествия. Мы можем вместе возглавить христианское войско. Ты видел своими глазами, как мы обратили язычников в бегство.

— Ты воюешь за христианство? Кто поверит тебе?

— Не важно, зачем я это делаю, — цинично возразил Цепеш. — А если я буду продолжать убивать людей, что тебе с того? Сколько я могу убить, даже за сто лет? Пять тысяч? Это ничто по сравнению с тем, сколько погибает в каждом сражении.

— Тогда возьми себе союзников, которые, впрочем, у тебя уже есть, — сказал Андрей.

— Они мне не нужны! — неожиданно воскликнул Цепеш. — Ты считаешь меня злым? Ты не знаешь Доменикуса и это… чудовище, которое всегда при нем. Даже я боюсь их.