Марина Казанцева - Красный Кристалл

— Я пойду к ручью, — сказала она. — Хочу умыться и привести себя в порядок.

— Тебе нужно причесаться? — едва очнувшись от наваждения, спросил Лён. Он достал из сумки костяной гребешок.

Девушка внимательно глянула на вещь и отодвинула её от себя со словами:

— Этим не причёсываются — оно совсем для другого нужно.

С этими словами она ушла в тень деревьев, а Лён остался стоять в изумлении. Не скажет ли она ему назначение эльфийских вещиц? Она же явно узнала эту штуку!

— Да, уж ты, пожалуйста, спрячь эту штучку, — пробормотал Ксиндара, отводя глаза.

— А что такое? — удивился Лён.

— А то, что я уже пытался тронуть твои вещи, — признался товарищ. — Ещё в тот день, когда мы встретились — тогда я понял, что твои вещи опасны для здоровья.

— Но я же наложил на сумку заклятие! Ты не мог её коснуться и не оставить след!

— Ну, значит, мог, — пожал плечами спутник.

До вечера ещё было далеко, и день был в самом разгаре, но трое путников не собирались никуда идти — они расположились в лесу со всем удобством, которое давал им Перстень. На этот раз Гранитэль не стала сооружать палатку, а поставила навес, под которым на траву лёг ковёр, а на нём образовался низкий столик и три больших подушки, на которых можно было сидеть, или лежать, опершись спиной на плотный валик. Похоже, на этот раз Гранитэль стремилась угодить не Лавару, а Пипихе. Все трое приняли участие в обильном застолье. Лавар по-прежнему думал, что это сделал дивоярец, а Лён по-прежнему позволял ему так думать.

Мягкий свет, отражённый от лесной зелени, падал на лицо Пипихи, скрытое в тени полога, отчего её тонкая кожа как будто светилась внутренним светом. Теперь никто не дал бы ей шестьдесят лет — когда она отмылась от грязи и привела себя в порядок, то обрела прежнюю привлекательность, какой помнил её Лён. Серебряные волосы эльфийки, которые в тени казались пепельными, светились чистым металлическим оттенком. Лён с удивлением понял, что впервые видит Пипиху такой — в те дни, когда он скитался с мутузниками по городам, стояла поздняя осень, и небо было сплошь в тяжёлых серых тучах. Вот отчего он не видел подлинной красоты эльфийки — она казалась ему бледным цветком, выросшим в тени.

— Расскажи же, что было у тебя за приключение? — просил Ксиндара.

— В другой раз, — отмахнулся Лён.

— Нет, расскажи, — попросила и Пипиха, словно хотела вспомнить то, что было в прошлом.

Кажется, было это совсем недавно, но как же много прошло с тех пор событий! С удивлением он понял, что теперь всё видится несколько иначе. Теперь эти события были для него исполнены иного смысла — как нечто очень дорогое сердцу. Ещё не потерял он в те дни Долбера, ещё не встретил и тут же не утратил Рипа. Удивительные люди были вокруг него, которые прошли мимо, как светлый сон, как навсегда утраченные мгновения, как утекающие капли жизни. Даже мутузники теперь ему казались близкими людьми.

Он рассказал о том, как шёл со своим другом путями Жребия. Как мотало их из истории в историю, как нашёл он кочующую группу воров-артистов, в которой встретились они с Пипихой. Как атаман пытался овладеть сокровищем, лежащим на горе Наганатчима — таинственным, волшебным камнем, кристаллом, который поглощает душу и становится Камнем Исполнения Желаний. Как оставил он на той горе Пипиху, о чем ещё долго сожалел, хотя что он мог тогда поделать — не знал он её путей, и с собой не мог забрать, потому что его жизнью и судьбой тогда распоряжался Жребий. Он шёл история за историей рука об руку со своим врагом — Лембистором. Он должен был спасти друга. Спасая одного друга, он потерял другого друга — Долбер навсегда остался в сказке. Тот оказался настоящим, подлинным царевичем, сыном царя — Ерусланом Лазаревичем. Он шёл к этой своей истории всю свою недолгую жизнь. Он остался там, в зоне наваждения, навеки Еруслан.

Лён всех терял в своей жизни — всех, кто был ему дорог: родителей, товарищей и даже людей, случайно полюбившихся ему. Теперь он рад, что хоть Пипиха снова встретилась ему. Он так счастлив, что она не коснулась зелёного кристалла, который неведомыми судьбами занесло на вершину трёх окаменевших древних великанов. Хотелось думать только о хорошем — не потому ли, что его околдовывали зелёные глаза Пипихи? — и он не вспоминал о тех страданиях, что выпали на долю этого странного существа, которое проходит тенью по древней земле Селембрис, избегая что-либо сообщать о себе. Он рассказывал о своём долге и своей мечте, погнавшей его в долгий путь и приведшим к трагическим потерям — о желании освободить своего друга Пафа из плена Красного Кристалла.

Она слушала, чуть улыбаясь. В глазах эльфийки было чуть заметно странное и загадочное выражение — она как будто печалилась и смеялась одновременно.

Лавар полулежал на подушке, с гроздью винограда в руке, забывая есть, и слушал, как очарованный.

Это был чудесный вечер — судьба начинает возвращать Лёну его друзей. Теперь он верил, что его нынешний поход непременно закончится удачей — он найдёт Пафа и освободит его от чар. Гранитэль ему обещала, а Перстень не ошибается.

Под конец, когда он замолк, мечтательно глядя на малиновую полосу заката, Пипиха наклонилась к нему и нежно положила пальцы на его руку, накрыв и Перстень.

— Всё будет так, как предрешено, — сказала она так тихо, что он едва расслышал.

Она попала в эту местность не случайно — Пипиха искала сестру по племени, такую же, как она, эльфийку. Ей стало известно, что в городе Дюренвале видели эльфийскую девушку. Говорили, что она, кажется, пыталась проникнуть во дворец самого короля и попалась страже. Пипиха думала найти сестру и позволила себя схватить — она надеялась отыскать соплеменницу в темнице.

Эльфы действительно покинули Селембрис по причине, которая никому не известна, но их немного всё же есть. Они скрывают своё присутствие, маскируясь под обыкновенных людей и отводя им глаза своей магией. Но Пипиха нарочно позволила себя узнать: она открыла свои волосы. Серебряное сияние волос и ярко-зелёные глаза — признаки чистокровного эльфа. Пипиха пошла на риск и проиграла: сестры в темнице не было. Вот почему толпа так дико завыла, когда с ведьмы содрали рогожу: её волосы были для этих людей самым верным признаком вины, потому что здесь преследуют любых волшебников, магов, колдунов и прочих обладателей магии. Здесь магия запретна.

Оба молодых человека слушали с большими глазами и вытянутыми лицами — только по чистой случайности Лён не наследил, привычно прибегая к магии, а Лавар точно наследил — его трюк с монетами оказался раскрыт прежде времени. Да, этот хитрец-иллюзионист разбрасывал не настоящие монеты, а магические подделки. Ему достаточно было только получить в руки одну монету из рук Лёна, как он тут же начал их размножать. Этот мастер иллюзий обманул не только официанта в ресторане, но и также нагрел портного. Теперь в город не явись!