Марина Казанцева - Воздаяние Судьбы

На дальний берег кочковатого болота выбирался измучавшийся человек, он тянул под уздцы измазанную грязью лошадь. Животное храпело и сопротивлялось, а человек ругался и отмахивался от надоевшей мошкары. Был он очень грязен — по пояс в чёрной жиже. Рубашка на нём оборвалась, волосы свалялись от пота и застрявших в них иголок. Вот он из последних сил затащил коня на берег, вытер пот рукой, сплюнул и обернулся.

В чумазом человеке Лён и Долбер признали Ромуальда Квитункового, польского князя.

— Нужна ли помощь, добрый князь? — спросил Долбер со своей стороны болота.

— Ступай прочь, пся крэв. — огрызнулся тот.

— А, понимаю пан решил срезать дорогу и попал в болото. — с удовлетворением заметил Кирбит, когда друзья вернулись и рассказали, что видели. — Да, я признаю, что моя затея была не лучшей: я плохо знаю здешние места.

— А дед лесной так и сказал, куда нам ехать на поиски царевны. — заметил Лён.

— Верно. — остро зыркнув жёлтым глазом, подтвердил Кирбит.

— А куда деваться? — невозмутимо отозвался Долбер. — Путь-то один.

— Пустынно как-то. — сказал кочевник. — Дорога езженная, а ни человека. Придётся, видно, нам снова ночевать в лесу — солнце почти село.

Это действительно было так: дорога утонула в глубокой тени, а лес стоял молчаливой громадой, словно рассматривал своих гостей неприветливым взглядом. Было в самом деле что-то мрачно-колдовское в его молчании и и неподвижности. Уж очень тиха была погода, словно сам воздух заснул. Путники выбрали подходящее место, расседлали лошадей и устроились под раскидистой кроной лесного великана.

— Зря мы не поохотились. — сказал Кирбит. — Понадеялись, что дотемна выберемся к жилью.

— Ты мастер изрекать очевидные истины. — ответил Лён, собирая хворост для костра — всё веселее будет. Он щёлкнул пальцем, повторяя свой фокус, и над сухими ветками затанцевало пламя.

— Ну ладно, не буду жмотиться. — заявил кочевник. — Не надо бы, конечно — стоило бы проучить вас. Да боюсь, испортится.

С этими словами он развязал свой кожаный мешок и добыл оттуда- большого гуся вместе с блюдом и яблоками. Его спутники расхохотались: Кирбит, степной ворюга, под шум ссоры стащил с царского стола жареную птицу! И ведь молчал, лукавец!

У ночного костерка царило веселье — три путника смеялись, поедая жирное мясо.

Ночную тишину прервал неровный стук копыт.

— Кого-то чёрт несёт! — удивился Кирбит.

Из темноты на путников выплыл пятнистый круп коня, а над ним стал виден всадник.

— Тьфу, мироеды поганые. — разочарованно плюнул Ромуальд. — Я думал — люди!

Он удалился во тьму, всё так же ругаясь и без нужды нахлыстывая лошадь.

— Нарочно он, что ли, за нами едет? — спросил Долбер.

— Да ему просто некуда деваться. — успокоил его Лён. — Дорога-то одна.

Тьма вокруг казалась осязаемой — так и хотелось потрогать её руками. Вся земля утонула в глубокой черноте, как будто навсегда лишилась света. И только в небе над головой безмятежно и покойно мигали мириады звёзд. И вот над лесом молчаливо вышла полная луна, и верхушки сосен посеребрились, словно приоделись к какому-то лишь им известному ночному торжеству. Во тьме происходила своя, тайная ночная жизнь. Едва слышно шелестела мелкая лесная живность, порхали меж ветвей неведомые птицы, где-то далеко протявкала лисица.

Лён неподвижно лежал на попоне, глядя в небо. Его спутники давно умолкли, костёр погас, а ему никак не удавалось забыться сном. Вспоминалась та, другая жизнь — дом, школа, новые жильцы там, где раньше жили дядя Саня с мамой. Мама и дядя Саня — только эти две болевые точки связывали его с тем миром, который отсюда казался призрачно-серым, невыразительным и неживым. Все проблемы того мира казались мелкими и нудными. По сути, он там более не жил, а просто тянул время от Поиска до Поиска.

Что будет делать он, когда Жребий завершится? Ходить ещё три года в школу, получая какие-то ненужные ему и совершенно бесполезные знания? Потом куда — в армию? А далее? Делать вид, что ходишь на работу, что-то делаешь дома по вечерам, чтобы только дождаться ночи и уйти в Селембрис? Он мог бы уходить и днём, да это связано со многими проблемами. Надо признаться, здесь, на Селембрис, его жизнь куда более яркая и полноценная, нежели в том мире, где он очутится, когда вернётся из Поиска и обнаружит ещё какой-нибудь мелкий фокус новоявленных братцев.

Мысль о семье Косицыных испортила настроение. Лён как-то более не ощущал себя Косицыным — настолько резко он отделял себя от семьи своего отца. Он не помнил, задавал ли когда он своей матери вопрос о своём отце. Его никогда не интересовало, где тот и почему их бросил.

Лён устал смотреть на небо и повернулся на бок, подсунув ладонь под щёку, и слегка оцарапался перстнем с чёрным бриллиантом.

— Здравствуй, Гранитэль. — с улыбкой прошептал он. — Немного поздно для приветствия?

— Нет, мой принц. — тоже улыбаясь, ответила она. — Я никогда не сплю.

— Я думал о том, насколько мне стал чужд мой мир. Я там как будто не живу, а пребываю в изгнании. Скоро ли окончится Поиск? Когда я увижу Пафа?

— Всё в твоих руках, Лён. — сказала принцесса. — Однажды всё решится.

— Я сам рвусь в бой. Но в этой истории почему-то всё пошло боком. Мы тащимся по какой-то бесконечной дороге, слушаем и рассказываем сказки, а дела нет и нет.

— Бесконечная дорога? — усмехнулась Гранитэль. — Что ты знаешь о Бесконечной дороге?

— Я ничего о ней не знаю… — пробормотал он, погружаясь в пришедшую к нему дремоту.

Сон вовлёк Лёна в себя и повёл его своими таинственными путями. Сначала было темно, лишь редкие вспышки света прорезали темноту, но было ощущение, что вокруг него не пустота, а нечто вполне осязаемое. Чувствовалась твёрдая почва под ногами, ощущалось свежее дыхание ветра, приносящего запахи пожухлой травы и сухой земли. Потом перед глазами стала разрежаться тьма — как будто наступало утро. И вот проступило видение: широкая равнина, поросшая жёлтой травой, с сухими метёлками ковыльника. Вдали с обеих сторон виднеются горные хребты, окутанные туманами, и оттого кажущиеся нереальными. Над головой низко плывущие облака довершали картину осени. А сам Лён стоит на прямой, как натянутая нить, грунтовой дороге, вырастающей из горизонта и уходящей в горизонт.

Он чувствовал растерянность и незащищённость. Что делать на этой дороге, куда идти? Мелькнула мысль: не направиться ли в горы? Но, в какую сторону? Идти по дороге — туда или сюда?

Лён посмотрел с сомнением в одну сторону, потом в другую — никаких мыслей не появилось. Он был просто точкой среди бесконечности пространства. Он мог идти недели до горизонта и не достигнуть его. Что там, за узкой горловиной гор, из которой вытекала лента дороги? Что на другом конце, который утекал за горизонт, вливаясь в расщелину меж горных цепей?