Дуглас Брайан - Дочь Песочного владыки

Сквирр рассмеялся.

– Ты умнее, чем я думал, но всего на один ход.

– Что тебе-то за дело? Я не собираюсь играть с тобой в шахматы, – ответил один негодяй другому.

– Некоторые люди воображают себя хозяевами своей судьбы, в то время, как на самом деле – они лишь фигуры па доске, – возразил на это Сквирр. – Хорошо. Не плати за молчание. Плати за право остаться в живых. Только учти, это стоит дороже.

Племянник не стал платить вовсе. Сквирр, похожий на дешевого прощелыгу, хмыкнул, эа-вериулся в свой засаленный халат и ушел.

А ближайшей же ночью окрестности богатого дома огласились душераздирающими криками.

Племянника посетило видение. То был призрак, совершенно бесплотный, за исключением одной лишь правой руки. Рука оказалась твердой, костлявой и холодной.

Лицо призрака принимало очертания самых жутких чудовищ, но не это свело наследника с ума. Именно костлявая рука, которой призрак хватал молодого человека за горло и душил его, оказалась страшнее всего. Слуги заметили на горле новоявленного безумца отпечатки узких пальцев, но решили, что юноша оставил их сам, собственной рукой. Сумасшедший успел выброситься из высокого окна на каменную мостовую прежде, чем его осмотрели лекари. Так, в страхе и тоске, он и окончил свою жалкую жизнь.

Если бы мудрый кхитаец Тьянь-По, давний приятель Конана, из изречений которого киммериец Почерпнул немалую толику своих премудростей, знал эту историю в подробностях, он бы непременно сказал Конану:

– Важно уметь довольствоваться тем, что у тебя есть. Призрачные мечты толкают человека в руки к призракам.

На это Конан, по своему обыкновению спорить, возразил бы кхитайцу: если человек не умеет справиться с жалким призраком, ему и мечтать-то не имеет смысла.

Так бы они и остались, каждый при своем мнении, неизменно довольные друг другом и самими собой.

Однако Тьянь-По не знал этой истории, да и варвар проведал о ней много времени спустя. Сквирр долго еще пребывал в ярости. – Люди – страшные дураки, – сказал он себе. – С ними очень трудно иметь дела. Попробуем добиться от них хотя бы уважения. А там и платить начнут.

Следующее дело, за которое взялся Сквирр, оставило по себе жуткую память.

Некий богатый господин воспылал страстью к дочери другого богатого господина. Казалось бы, отчего этим господам не решить дела полюбовно? Но интересы обеих сторон пересекались еще в одном пункте, а именно – оба богатых господина являлись друг другу заклятыми врагами.

В ту пору принц Хоршемиша был еще очень молод, и держался на троне благодаря опыту и верности своих советников. Однако при дворе принца сложилась партия, желавшая низложения законного правителя, или хотя бы жесткого регентства, при котором принц скорее всего не дожил бы до совершеннолетия. Отец девушки принадлежал именно к этой партии, в то время, как жаждущий ее человек поддерживал интересы юного наследника трона.

Если бы он носил в сердце своем подлинную любовь, то все случилось бы по иному. Путей, по которым он пришел бы к возлюбленной, очень много. Придворный мог бы предать трон, или переманить на свою сторону отца девушки, или пуститься на хитрости и заключить с ним ложное перемирие, чтобы, получив желаемое, тут же расторгнуть его…

В конце концов, он мог бы отказаться от своих притязаний, не желая навредить красавице и ее близким. Как знать, может, именно эта жертва умилостивила бы судьбу, и она помогла бы влюбленному. Но любви не было. Придворный испытывал страсть, сродни той, что горит в глазах барышника, или собирателя диковин. Страсть обладания.

Девушка оставалась для него лишь неодушевленной вещью, которою можно купить или украсть, если обстоятельства склоняют к подобному решению.

Как придворный узнал о Сквирре – можно только гадать. По-видимому, худая слава колдуна, устраивающего темные дела за мзду, уже ходила по злачным местам Хоршемиша.

– Ты – колдун? – спросил его вельможа при первой встрече.

– О, нет, – отвечал Сквирр. – Колдуны читают заклинания, собирают их в особые книги, изготовляют препараты из сушеных нетопырей и прочей гнуси. Колдуны повелевают силами стихий, или думают, что повелевают. Я же не имею дерзновения так считать.

– Кто же ты такой? – продолжал настаивать придворный, привыкший, чтобы ему отвечали прямо.

– Недостойный твой слуга, – сказал на это Сквирр и склонился в поклоне. – Пусть твоя милость не ломает над этим голову. Пусть твоя милость заплатит золотом и избавится от всяких забот. И нынче же ночью станет возможной радость плотского соития с девой, чьей красотой ты пленен.

– Пленен… Экий вздор! Просто хочу ее, – сказал вельможа и стиснул зубы от яростного вожделения.

Они сговорились.

Этим же вечером в доме отца девушки случился переполох.

Девушку тщательно охраняли, поскольку отец подозревал своего противника в способности нанести ей бесчестие. Не смыкая глаз, повсюду за ней ходили трое воинов, которых сменяли каждую стражу. Ночью они стояли у изголовья ее ложа. Это были молодые, сильные люди, с живой плотью и кипящей кровью. Странно, что от них отец девушки не ждал никакого бесчестия.

Едва девушка легла спать, как в комнату влетел крылатый змей. Он был похож на рыбу со множеством плавников. Змей обвил кольцами своего тела горло одного из стражников, и тот упал замертво. Второй выхватил меч, но благородный клинок не причинил змею вреда, проходя сквозь чешуйчатое тело так же свободно, как луч света – сквозь темноту. Змей поразил этого воина жалом, спрятанным в кончике хвоста, и несчастный скончался в жутких конвульсиях.

Третий воин заглянул в глаза змея и уснул. Именно из его уст изошли подробности страшной ночи.

Большего он не мог поведать, но уж было ясно, что именно змей и унес девушку.

В такой ситуации самое ужасное – что невозможно даже предположить, где искать пропавшую красавицу.

– Если бы вельможа стоял за этим, то нанял бы какого-нибудь ловкого вора. Крылатый змей наводит на мысль о маге, или могущественном жреце. Вельможа, насколько было известно, магией не занимался. Стало быть колдун или жрец положил на несчастную красавицу глаз и выкрал ее, как только ему представился удобный случай, – так сказал капитан городской стражи убитому горем отцу.

А вельможа тем временем успел насладиться своей пленницей. Он взял ее силой, и это разожгло огонь его страсти еще сильнее. Но даже самый жаркий огонь гаснет со временем. К началу следующего дня он уже не мог смотреть на похищенную без отвращения. Она непрерывно плакала, чем раздражала его безмерно.

– Во всяком случае, свое ты получил, – сказал ему Сквирр.

Он оставался в доме вельможи все это время и распоряжался там, как хозяин. Слуги царедворца недоумевали и даже роптали. Им неприлично было прислуживать такому грязному оборванцу, к тому же – еще и с отвратительными манерами.