Дуглас Брайан - Иероглиф желаний

Впрочем; старшим было не до проделок Фэй. Они едва дышали. Они улеглись на земле, раскинув крылья и прижав их к почве так, чтобы ночная прохлада, исходящая от остывшей земли, пропитывала воспаленную кожу. Руки у них ныли.

– Ты знаешь мои заветные желания, рыбка? – нашептывала Фэй своей новой «подруге». Та как будто кивала и водила чуть выпученными глазами, словно показывая – «да, да, да». Фэй ощущала, как волны удовольствия бегают по ее телу. У нее прямо ладони зачесались от удовольствия! – Ты ведь не погибнешь после того, как исполнишь мою просьбу?

Рыбка глянула на Фэй с непонятным лукавством.

– Я умею читать, – гордо сообщила Фэй. – Меня отец научил. Он считает, что женщина должна выходить в жизнь во всеоружии. Ей не обязательно признаваться в том, что она умеет читать, но лучше уметь, чем не уметь… Кроме того, я ведь все равно крылатая. То есть, я хочу сказать, одной странностью больше, одной странностью меньше…

Рыбка пробормотала в маленькое ушко Фэй:

– Уметь писать для кхитайской женщины – не такая уж странность… Не морочь мне голову, девочка.

– Ты умеешь разговаривать?

– Не такая уж это странность для кхитайской рыбы, – прошелестела рыбка. Фэй показалось, что она смеется. По поверхности воды пробежали пузырьки.

– Я хочу, чтобы у меня были золотые волосы! – выпалила Фэй.

– Настоящее золото? – удивилась рыбка. – Это тяжело. Будет болеть голова.

Фэй показала пальцем на рыбью чешую.

– Такого цвета, как ты,

– Это называют золотом? – рыбка выглядела пораженной. – Ну надо же!

– Мы находим этот цвет очень красивым, – пояснила Фэй. – В Кхитае у женщин не бывает таких волос. Я хочу быть единственной.

– Это нетрудно исполнить, – сказала рыбка. – Что-нибудь еще?

– Да, – кивнула девочка. – Туфли как у Феникс… Я мечтаю о них всю жизнь.

– Мечты детства должны сбываться, – согласилась рыбка. – И лучше, когда они сбываются в детстве… Потому что иначе приходится ждать старости. В старости человек становится достаточно мудрым, чтобы вспомнить о тех мелочах, которые были желанны для него в детстве, и вновь пожелать их от всего сердца. Это настоящее искусство.

– Во-первых, я уже не ребенок, – начала Фэй. – А во-вторых, я не хочу ждать старости… Я хочу туфли, как у Феникс!

И она начала читать иероглиф на боку у рыбки.

Когда крыланы наконец перевели дух, они увидели, что солнце восходит. Первые лучи, простершиеся над равниной, залили гору Размышлений розоватым светом. Туман быстро исчезал, открывая для взора причудливо изогнутые деревья, растущие по склонам, и их листву, дрожащую на утреннем ветру. А затем нечто золотое метнулось в глаза и едва не ослепило крыланов.

Это была Фэй, золотая крылатая девочка. Волна длинных, ниже пят, волос цвета огненного золота лежала рядом с ней на земле. Фэй спала и счастливо улыбалась во сне. Рядом с ее щекой на земле стояла пара туфелек – точно таких, как были нарисованы на картине, изображающей императрицу Феникс.

А в хрустальном шаре по-прежнему плавали золотые рыбки. Только одна из них была обыкновенной, без иероглифа желаний на боку. Время от времени эта рыбка приближалась к той стенке шара, что была обращена к Фэй, и любовалась девочкой.

Отец Фэй схватился за голову.

– Что я скажу ее матери!

Остальные братья тихо засмеялись.

– Ничего страшного не случилось. Просто твоя дочь добилась своего… Чего нельзя сказать о нас. Впереди еще долгий путь. Как ты думаешь, нам стоит доставить этот шар в Пу-И, в дом, где мы живем?

– Очень хорошая мысль, – согласился отец Фэй. – В таком случае – в путь.

– А как же Конан? Мы ведь не можем бросить его! – возразил другой крылан.

– Конан вполне в состоянии позаботиться о себе сам. Жил ведь он как-то без нас все эти зимы! А вот рыбки нуждаются в нашей помощи. Не забудьте, нам еще предстоит разыскать червячков…

– Они согласны кушать раскрошенные лепешки, – пробормотала Фэй в полусне.

– Откуда ты знаешь? – строго вопросил ее отец.

– Она мне сказала… – Фэй открыла глаза и улыбнулась. – Какое прекрасное утро, папа! Как тебе нравятся мои новые волосы?

Пока пагода и стонущие ученики оставались во власти мартышек, а Тин-Фу размышлял о своих ошибках и новом пути к совершенству, Инь-Тай и Гун покинули стаю.

– Мне надоело верещать и бесноваться, – признался Гун. – Мне хочется опять погрузиться в изучение иероглифов. Как хорошо жилось нам у учителя Тьянь-По! Он показывал нам разные стили написания иероглифов, объяснял значение мудреных значков, рассказывал, как много смыслов может передать единственный штрих кисти! Разве это не было изысканным?

– Ты прав, – соглашался с ним Инь-Тай, – Конечно, ласки прелестных мартышек очень хороши, но хочется иногда, чтобы к тебе прикасался кто-нибудь гладкий, безволосый… с шелковистой кожей… Хотя иные и обладают приятной шерсткой, но она все же сальная… Я понимаю, это нужно для того, чтобы отталкивать от кожи влагу, но все-таки…

– Ты думаешь только о женщинах! – упрекнул товарища Гун. – Разве ты не скучаешь по мудрости?

Инь-Тай глубоко вздохнул.

– Конечно, скучаю!

– В таком случае, нам следует оставить животных и вернуться к людям! – решительно произнес Гун.

– Но как мы это сделаем, коль скоро мы – мартышки? – удивился Инь-Тай.

– Мы подберемся к золотым рыбкам с иероглифом желаний и попробуем прочитать его, чтобы вернуть себе человеческое обличье! – объявил Гун. – Уверен, у нас это получится!

И две мартышки отделились от бесчинствующей стаи и стали разыскивать хрустальный шар. Они обошли всю пагоду, заглянули повсюду, но везде их ждало ужасное разочарование. Шара с волшебными рыбками здесь не оказалось.

– Где же он? – бормотал Гун.

– Должно быть, Конану удалось похитить его, – предположил Инь-Тай.

– Либо его унес с собой учитель Тин-Фу, – добавил Гун.

И они, убитые печалью, ушли в лес, чтобы отыскать там учителя Тин-Фу и попробовать выведать у него – где находятся волшебные рыбки.

Учитель Тин-Фу обнаружился на склоне горы совсем недалеко от пагоды. Он сидел на куче опавших листьев и рассматривал нескольких жучков. Жучки ползали по земле, явно преследуя некие цели. Учитель пытался постичь – какие.

Когда перед ним возникли две обезьяны, он поднял на них печальные глаза.

– Полагаю, вы – те самые дураки, что разлили масло в моей пагоде? – спросил их учитель Тин-Фу.

Обезьяны закивали головами и принялись верещать на разные лады, то вскидывая руки, то хлопая ладонями по земле и подскакивая.

– Да, это вы, нет сомнений, – заключил Тин-Фу. – Хотел бы я превратить вас обратно в людей. Так вы принесете ощутимо меньше вреда.

Обезьяны изобразили неописуемый восторг. От их ликующих воплей у Тин-Фу заложило уши, и он поднес к вискам ладони, чтобы спастись от шума.