Вадим Арчер - Храм Саламандры

Толпа у потайной двери таяла медленно. Вальборн стоял у рычага, чтобы перекрыть ход и спасти хотя бы тех, кто успел войти внутрь, если уттаки ворвутся в замок. Когда последние воины скрылись в темной дыре, он зажег факел, пинками раскидал потухающий костер, а затем вошел в проем и повернул внутренний рычаг.

Подземный коридор был длинным, и это скорее обрадовало Тревинера, чем встревожило. Ходом давно не пользовались – на плитах пола лежал толстый слой пыли, со стен и потолка свисали плесень и паутина, вспыхивавшая от огня факела. Нигде не было ни обвалов, ни промоин – добротная старинная постройка больше века выдержала без ухода. Тревинеру даже показалось, что так он и пойдет под землей через всю Келаду, с факелом в руке, чувствуя над ухом теплое дыхание Чианы, как вдруг коридор закончился тупиком. Охотник поискал слева, нашел щель, надавил рычаг – и закрывающая путь стена отошла в сторону. Подземный ход вывел беглецов на небольшую лесную поляну у ручья к западу от Бетлинка.

В лесу, пропитанном золотистой предзакатной тишиной, ничто не напоминало о тяжелой битве, только со стороны замка доносились победные вопли уттаков. «Ворвались внутрь», – с горечью подумал охотник, любивший замок, его прочные, бесхитростные постройки, полувоенный уклад жизни его обитателей.

Тревинер родился в Келанге, но с детства любил лес и лесную жизнь, поэтому еще мальчишкой перебрался в Бетлинк и с тех пор считал замок своим настоящим, родным, домом.

Вскоре на поляне стало тесно от людей. Последним появился Вальборн, закрыл ход и подошел к своему полководцу.

– Что теперь делать, Лаункар? – спросил он. – На Оранжевый алтарь нам не пройти – путь перекрыт уттаками.

– По краю Оккадского нагорья есть пешая тропа. Она ведет на Зеленый алтарь. Когда-то это был кратчайший путь в Оккаду, но сейчас им не пользуются.

– Здесь нельзя оставаться. До темноты нужно увести людей как можно дальше. Сколько времени займет путь в Оккаду?

– Около недели. У нас раненые, женщины, дети – с ними быстро не пойдешь.

– Лаункар, ты будешь старшим в отряде. Отведи остальных в Оккаду и жди меня там. Если я задержусь, действуй совместно с оккадским войском. – Вальборн огляделся и спросил:

– А где мой конь?

– Разве вы не пойдете с нами? – спросил полководец.

– Я поеду в Келангу, к Берсерену. Если он выслал войска для подкрепления, нужно перехватить их в пути.

– А если не выслал?

– Когда он узнает, что случилось, он будет сговорчивей.

Кто-то тронул Вальборна за плечо.

– Ваш конь, мой правитель, – сказал подошедший сзади Тревинер. – У вас кровь на спине. Вы ранены?

– Потом, – отмахнулся Вальборн и взял повод у охотника. – Тревинер, со мной поедешь ты и еще несколько конников. Выбери остальных.

Он едва сдержал стон, вскакивая в седло, потому что рана болела все сильнее. Обычай уттаков окунать наконечники стрел в гниющие трупы животных или убитых врагов делал опасными даже легкие ранения, Когда подъехал Тревинер с несколькими всадниками, правитель тронул поводья и направил коня через лес на юг. Остальные пошли вслед за Лаункаром на запад, туда, где виднелись розоватые вершины Оккадского нагорья.

Всадники скакали всю ночь, невзирая на кромешную тьму, стоявшую в лесу из-за новолуния. Вальборн начал понемногу отставать. Его рана воспалилась, каждый шаг коня отдавался болью с головы до ног. Когда на очередном скачке конь споткнулся об упавшее дерево, правитель Бетлинка не удержался в седле и слетел на землю.

Падение осталось в памяти Вальборна, но удара о землю он уже не помнил. Сознание вернулось к нему перед рассветом. В густо-серых сумерках едва виднелись стволы деревьев, на востоке светлел край неба. Вокруг не было ни людей, ни лошадей, ни своих, ни чужих.

Из-за жара Вальборн плохо воспринимал реальность. Он помнил только, что нужно дойти хотя бы до Оранжевого алтаря. Солнце поднялось к середине неба, затем спустилось к закату, а он все шел через лес, почти бессознательно придерживаясь направления. Ночь он провел в полузабытьи под деревом, а наутро вышел на дорогу, ведущую от Бетлинка к Оранжевому алтарю. Он шел по ней еще полдня, едва различая колею, ощущая себя факелом, плывущим по подземному коридору, пока не упал в очередной раз, чтобы больше не подняться.

В отряде пропажу Вальборна обнаружили только на рассвете.

Тревинер, скакавший первым, заметил, что отряд за ночь сильно уклонился к западу, и подал сигнал остановиться. Всадники, серыми тенями возникающие из-за деревьев, собрались вокруг нега. Тревинер поискал взглядом правителя, но увидел только его коня, который всю ночь бежал за отрядом, повинуясь стадному инстинкту.

– Мы потеряли нашего правителя, господа рубаки! – удрученно воскликнул он. – Кто-нибудь слышал ночью крик или стон?

Все молчали. Никто из них не заметил, где и когда это случилось.

– Вот что, молодцы, – решил охотник. – Поезжайте-ка вы в Келангу, а я своего правителя не брошу. Я отыщу его и догоню вас.

Подъехав к коню Вальборна, он взялся за уздечку.

– Ну что ты наделал, дрянь! – принялся он отчитывать коня, словно тот мог понять его. – Бросил своего хозяина, грифоний ты обед! Моя Чиана никогда бы себе такого не позволила!

Он махнул рукой оставшимся и поехал в обратный путь, прихватив с собой коня правителя. Около полудня он нашел место падения Вальборна – траву, примятую от удара тела о землю, и пеший след, ведущий на юг. Охотник ехал вдоль полоски примятой травы до позднего вечера, пока не был вынужден остановиться на ночлег, чтобы не потерять след.

Рано утром он снова отправился в путь и к полудню обнаружил место ночевки Вальборна, а вскоре выехал на дорогу. К вечеру он нашел своего правителя лежащим у дороги, в жару и без сознания.

Короткого осмотра хватило, чтобы убедиться, что воспаленная рана смертельно опасна. У Тревинера оставалась одна надежда – черные жрецы храма Саламандры, которые, по слухам, могли излечивать такие раны. Он усадил Вальборна на коня – сам потом удивлялся, откуда взялись силы, – и привязал ремнями к седлу. Затем он гнал коней добрую половину ночи, пока не добрался до Оранжевого алтаря. Там он соскочил с кобылы у ворот храма Мороб и что есть сил застучал в чугунные створки.

Ранним утром, когда солнце еще не коснулось самого высокого из семи куполов храма Мороб, великой Саламандры, богини жизни и смерти, площадь у храма была безлюдна. Спали оранжевые жрецы – исполнители ритуалов храма, жившие в длинном двухэтажном доме на площади, было тихо в небольшом домике черных жрецов, стоящем по ее другую сторону, еще не появились слуги и работники из соседнего поселка, не было больных и паломников, ежедневно толпившихся у храма.