Наталия Осояну - Лесной царь

— Стой!

Споткнувшись, она ухватилась за низкую ветку и повисла, тяжело дыша, запыхавшись от быстрого бега. Чувствуя, что севший голос вот-вот сорвется окончательно, прокричала из последних сил:

— Стой, кому говорят!

Невдалеке, посреди густого подлеска, что-то белое мелькнуло и пропало. Преследовательница в сердцах треснула ладонью по шершавой коре, пробормотала сердито: "Крот упрямый, чтоб тебя…" — и опять бросилась в погоню.

В том месте, куда пришелся удар, кора слегка надулась. Дерево приподняло ветку и обиженно зашелестело листвой…

… беглец мчался, не разбирая дороги, и несколько раз Лугга теряла его из виду — лишь какое-то необъяснимое чувство подсказывало правильное направление. Лес, знакомый обоим с давних пор, остался позади, и теперь они неслись сквозь чужие места; молва о диковинной погоне успела, однако, разойтись далеко, поэтому им не мешали — только провожали удивленными взглядами, а всякая мелкая живность, боясь попасться под горячую руку — или, вернее, ногу, — пускалась наутек, едва завидев их.

Лугга напрасно надеялась на второе дыхание: всё шло к тому, что если оно и появится, то будет уже поздно. "Упустила, упустила!" — злорадно стрекотали сороки на ветвях. "Поделом, — рассердилась она сама на себя. — Он же лучший бегун из всех нас, незачем было лезть не в свое дело. Но Дана расстроится…"

Споткнувшись раз, другой, третий, она сначала замедлила шаг, потом остановилась и в ужасе оглядела себя: одежда превратилась в лохмотья, ноги и руки покрылись царапинами да ссадинами, длинные волосы спутались, пропитались потом и стали похожи на сосульки. "Всё из-за него!"

— Тиль! — зло крикнула она и закашлялась. — Тиль, если ты слышишь, знай: я возвращаюсь домой!

Тишина. Лугга вся превратилась в слух…

… где-то высоко возились бельчата в дупле, под холмиком прошлогодних листьев сопела в норе мышь-землеройка, тихо шурша, продвигался вдоль ствола старого дуба жучок-короед. Невдалеке журчал родник. Легкий ветерок тронул листву, и каждая ветка отозвалась в своей собственной, неповторимой тональности…

Но ничего похожего на дыхание.

Лугга вздохнула: "Дана будет плакать". Легко коснулась кончиками пальцев ствола дуба-великана, и жучок, поперхнувшись напоследок, умолк. "Не выношу, когда Дана плачет…"

Леший, древний как сама Земля, зашумел листвой, хоть ветер давно утих.

— Не стоит благодарностей, — горло горело, словно она наглоталась сухой листвы пополам с пылью. — А вы, случайно, не видели здесь Тиля?

Ветви дуба снова дрогнули — на этот раз виновато и слегка смущенно.

— Ничего, — Лугга заставила себя улыбнуться. — Я все равно его найду… да-да, конечно, я передам Владычице ваши пожелания… всего доброго!

На прощание великан решил спеть для неё, а соседи подхватили — вскоре вся поляна огласилась гулкими раскатами бравурного марша в исполнении вековых дубов…

Прежде, чем возвращаться, следовало привести себя в порядок, и она направилась к роднику. Сначала напилась вволю — от ледяной воды заломило зубы, потом принялась смывать пыль и пот, а напоследок попыталась пальцами расчесать волосы. Где-то внизу, у корней-истоков, заворочался потревоженный Ручейник, собираясь вынырнуть и потребовать должок, но Лугга прикрикнула на него, и дух родника угомонился.

Теперь, по крайней мере, никто не испугается, завидев её…

Щелк!

Она встрепенулась.

— Тиль?

Тишина. Вокруг по-прежнему никого, только Ручейник тихо ворчит под землей.

— Тиль, ты здесь, я знаю. Я чувствую.

Молчание.

— Зачем ты сбежал? Ты хоть представляешь, что сейчас чувствует Дана? А я? Я тебе тоже безразлична?

Ни звука…

— Если ты думаешь, что к тебе станут плохо относиться… Тиль, я давно всё знала.

— Знала?! — раздалось позади. Лугга невольно восхитилась: она бы никогда не смогла так затаиться. — Ты знала?! — он спрыгнул с дерева: смуглое лицо исцарапано и залито слезами, белые волосы взъерошены, глаза орехового цвета смотрят неприязненно. — И молчала? Да как…

— А какая разница? — она пожала плечами. — Я люблю тебя вовсе не за то, что ты Лесной… ну, я хотела сказать, что для меня неважно, Лесной ты или нет…

— Замолчи! — Тиль смахнул слезы. Лугга вспомнила, как год назад его покусали волки, пришедшие из Южных земель: он ни единой слезинки в тот раз не пролил. — Я не такой! Я чужой! Я не сын Даны, меня забрали, украли из… — лицо Тиля исказилось в презрительной гримасе и следующее слово он будто выплюнул, — … из Города!

— Ну и что? — Лугга осторожно шагнула вперед. — Откуда ты знаешь, сколько среди Лесных подменышей? Может, и я тоже…

— Нет, — он шмыгнул носом. — Посмотри на себя, а потом — на меня. Взгляни на мои волосы!

Лугга дернула себя за светло-зеленую прядь; в тени, должно быть, её глаза слегка отсвечивали серебром. Тиль и в самом деле был другой, но…

— Разве в цвете волос дело? Дана любит тебя — даже больше, чем остальных своих детей! Она сама мне рассказала, как почувствовала твой запах сквозь смрад Города, как разглядела твой свет, и не смогла устоять… разве она забрала бы тебя оттуда, если бы не полюбила? — он молчал, насупившись. — Да ты глупее сороки, если не понимаешь этого! Твоя любовь не стоит пустой еловой шишки!!

… опомнившись, она поняла, что рвется ударить Тиля, а он удерживает её руки.

— Отпусти.

Он покачал головой.

— Отпусти, а не то превращу в…

Он усмехнулся.

— В кого? Нет, Лугга, я уже превратился в самое отвратительное существо на свете — я из Города… ты вдумайся хоть на миг, какое место для нас самое страшное?

— Город, — призналась она, опустив глаза.

— Так. А куда уходят те, кого Дана изгоняет?

— Отпусти меня… — она ощутила, что краснеет. — Ну в Город, в Город!

— Хорошо. Теперь скажи мне, откуда приходят губители?

— Ай! — он сжал её запястья так, что хрустнули кости. — Ты сломаешь мне руки, Тиль! Да, губители приходят из Города, ты прав…

Оба замолчали.

— И куда ты пойдешь? — жалобно спросила Лугга.

— Разве не понятно? — вопросом на вопрос ответил Тиль.

— Я с тобой, — она выпрямилась, готовясь встретить сопротивление. — Или ты останешься, или возьмешь меня с собой.

— Ещё чего, — он нахмурился. — Только тебя мне не хватало…

Лугга упрямо шагнула вперед.

Огромные черные губители, рыча, проносились мимо, обдавая Тиля и Луггу жаром и волнами ужасного запаха, от которого щипало в носу, а из глаз лились слезы.