Татьяна Каменская - Эртэ

Что-то тогда сработало не так. С самого начала. Это потом напрасно доктор пытался воссоединить в своей памяти разрозненные обрывки каких-то воспоминаний. Чего только не лезло в его голову, объятую болью, как стальным железным обручем. Закрывая глаза, он вновь и вновь видел одну и ту-же картину. Полный корабль обезумевших от жажды людей, глаза мужчин в которых застыл страх перед неизвестностью, и крик женщины пронзающий тишину, в котором он вдруг узнал голос своей матери. Он видит всплеск черной воды за бортом корабля и круги, расходящиеся далеко по воде, поглощавшей стариков и детей…

И как таинственное видение, маленький голубоглазый мальчик, что стоит на носу корабля. Он вдруг вскидывает руки и прыгает в тёмно-синюю, почти черную воду, словно спасаясь от тех длинных, загребущих рук, что с жадностью тянутся к нему…

— Что это было? — доктор трёт руками лоб и жгучая боль перекатывается под его пальцами как тонкая стальная иголка. Он вдруг видит, как белёсое облако в серебристом скафандре материализуется, превращаясь в красивого молодого мужчину, поверженного на пол космоцикла.

— Что-что? — усмехается мужчина, явно не спеша подниматься, а наоборот, откидываясь на пол и демонстративно закладывая одну ногу на другую. — Это колдовство, в котором Маг никогда не знал равных, и которое действует даже сейчас. Маггуты по праву владели волшебством, что накапливалось веками и тысячелетиями, передавая его сыну вождя, как великое наследие. Великий Маг — такой титул делал честь его племени. С ним считались, его почитали, но его власть ограничивали всегда в целях безопасности. Его племя также знало немало запрещённых приемов, которые действуют даже сейчас. У тебя болит голова? Явный передоз информации. Нужен обыкновенный отдых.

— Но мой отец, и твой, они наложили запрет на колдовство… без надобности…

— За многие годы ты так и не понял, отчего и почему племя Мага не пострадало в отличие от твоего племени? Помимо колдовства существует ещё и шантаж и угрозы. А ещё самая обыкновенная подлость. Бедный Влад, ты так до сих пор и жил бы в неведении, что всё случившееся с нами, и с тобой, есть воля тех грозных богов, что знали и предопределяли наш путь заранее. Как ты был наивен, как наивен сейчас! Но ты умел сопротивляться, хотя был самым разумным и спокойным из нас троих. Тебе было уготовано стать во главе нового племени, так распорядились звёзды ещё при твоём рождении. Но боги большие шутники. Они продолжили историю твою, Мага и той золотоволосой красавицы на свой лад, за счёт нас, людей послабее. Мой путь в этой истории был самый жалкий… и, наверное, самый бессмысленный.

— Не смей так говорить, Истэр! Твоя история заслуживает сочувствия и уважения. Дай руку, и поднимайся… Прости, что так говорю, но ты навсегда останешься мне самым дорогим человеком, какую-бы ты мне боль не принёс в прошлом и даже в будущем. Но ты навсегда останешься моим дорогим братом. Обнимемся, брат!

Они вновь вернулись в пещеру Теней. Всю дорогу молчали. Хотя был ли этот обратный путь так долог, как могло показаться даже ребенку, чей ум совершенно ещё не занят воспоминаниями и подсчетами того, что могло бы произойти, если бы….

Космоцикл быстро домчал их из космических далей в мрачную обитель пещеры. Пещера приняла космоцикл спокойно, и даже огонь масляных факелов на стенах не дрогнул, когда машина бесшумно осела на жесткий грунт посадочной площадки. Также бесшумно открылась бронированная дверь, и когда спёртый воздух пещеры ворвался в ракету, тотчас же в проёме двери показалась белогривая голова коня, который, видимо, наскитавшись в тёмных лабиринтах пещеры, каким-то образом учуял, что своих друзей необходимо искать именно здесь.

— Смелый, ты здесь! — взвизгнул Далв, и, выскочив из космоцикла, повис на шее коня, что в нетерпеливом ожидании склонился перед мальчиком.

Что шептал мальчуган Смелому на ушко, неизвестно. Только кажется, они вполне понимают друг друга и неизвестно, кто больше доволен встречей, это бессловестное животное или мальчишка, глаза которого горят любовью к животному…

— Поверишь ли ты мне, Влад, мой бывший друг и брат, или доктор Апрель, или Последний потомок владеющих славой, как тебя лучше величать, не знаю, но я хочу повиниться перед тобой…

Если бы не свет факелов, что освещает пещеру, и проникает в раскрытую дверь космоцикла, можно и впрямь подумать, что у привидения есть лицо, и оно удивительно похоже на его друга Истэр. Но не надо обманываться, скафандр вновь пуст, его заполняет лишь слегка белёсая туманная облачность. Оболочка человека растворилась, словно Истэр и не было вовсе. И Влад не обнимал своего брата. Да, это всего лишь обман зрения, который так хочется принять за действительность. Но грусть, что веет через стекло скафандра так ощутима и так реальна! Странно, что могло заставить Мага пойти на предательство против своего друга, и было ли это предательством? И сколько их было потом, этих предательств?

Когда произошло то, что является страшнее всего и омерзительней. Когда происходит метаморфоза человека, превращение доброго и милого сына, брата, друга в грубое и жестокое животное. В подобие человека или подобие животного?! Но страсть властвовать и повелевать, ещё не означает жестокость. Страшно другое. Когда шагая по трупам себе подобных, ты вдруг начинаешь чувствовать опьянение властью, эйфорию от безраздельного господства над другим человеком. Когда упиваясь унижением униженного, его слабостью, ты не осознаёшь, что творишь, так как в нём ты презираешь подобие себя, а значит, человека! И страшно то, что ты вдруг начинаешь чувствовать себя едва-ли не единственным на земле господином, или чего уж там, самим Господом, воровски прикрываясь его именем…

Увы, мы всего лишь люди! Мы, обычные люди, созданные из крови и плоти. В нас 90 % воды, мы боимся боли, мы плачем, мы страдаем от одиночества, мы зависим от настроения других людей, как бы мы не презирали их, богатых или бедных, чистых или вонючих, умных или сплошных дураков, умирающих от тяжелой болезни, или здоровых и красивых, которым мы завидуем или презираем, к которым тянемся или безразлично отталкиваем от себя, которых мы любим или ненавидим, от которых страдаем любя, или плачем от чужой бессердечности и грубости, сами грубим или пытаемся с пеной у рта доказать, что я лучше…лучше… лучше!

Мы не перешагнём через себя, мы всегда будем зависеть от кого-то. От мамы с папой, от учителя, от начальника на работе, от настроения мужа или жены, от соседа по лестничной площадке, который по пьяни может не закрыть горелку газовой плиты, от того шофера автобуса, что с полупьяными глазами везет тебя сегодня утром на работу…Мы зависим, зависим и зависим от всех и от всего! От погоды, от чужого взгляда, от ласкового слова и невинного поцелуя давней подруги или друга…