Татьяна Каменская - Эртэ

Сергей Викторович наклоняется ещё ниже над покрывалом, принюхивается, и вдруг морщится. Покрывало пахнет Бармалеем. Едучий, кошачий запах не заглушить ничем. Сергей Викторович с возмущением сдергивает покрывало с постели и с отвращением комкая его, несёт в ванную. Швырнув в корзину с грязным бельём, долго моет руки с мылом, с удивлением замечая, что мыло тоже пахнет лавандой и хвоей. Полотенце пропитано этим запахом, как и воздух в зале, и даже кажется, те два великолепных огромных яблока, что лежат в большой хрустальной вазе на столе. Третье яблоко, кем-то надкусанное, Сергей Викторович видел в спальне на тумбочке.

— Да! Кто-то был здесь! — задумчиво произнёс доктор, обводя взглядом маленькую уютную кухоньку, куда он пришёл в надежде что-то разузнать о Маринке и сыне.

Вдруг он заметил в навесном стеклянном шкафу, в хрустальной розетке для варенья маленький клочок бумаги из школьной тетрадки, сложенный вчетверо. Повинуясь какой-то необьяснимой силе, что тянула его к шкафу, он направился к нему, и, вытащив из розетки листок, с нетерпением развернул его.

— Милый, я уезжаю в больницу! Мне стало совсем худо. Я задыхаюсь и боюсь своей болью напугать Славика. Я всего боюсь! Боюсь, что больше никогда не увижу тебя, сына, маму. Но я ничего не могу поделать с собой и своим страхом. Страх гложет меня, душит… Наверное это он заставляет делать то, что не следует делать. Но я боюсь! У меня началась сильнейшая одышка и боль, едва я надкусила яблоко. Какие они красивые, эти красные яблоки. Их принесла высокая женщина в серебристой вязаной шапочке. Как странно! Она принесла их от твоего имени. И хотя это ложь, и я поняла это, но…разве всё это так важно? Сильная боль терзает меня. Я не знаю, что со мной, что и где у меня болит. Кажется, моё сердце готово разорваться на части от этой боли. Разорваться, что-бы умереть! Раз и навсегда!

Я не могу терпеть эту боль. Не могу, не могу…Я повторяю это как заклинание, и мне становится почему-то легче. Хотя я пишу из последних сил. Я вызвала скорую помощь, и она скоро приедет за мной. У меня хватит сил дождаться её. Только хватит ли моих сил дождаться тебя, любовь моя! Страшная боль преследует меня! За что мне эта боль, я не могу понять?

Я срочно отправила сына к маме. Он доедет сам к ней, потому-что уже не маленький. Теперь ему придётся многое делать самому. Пусть привыкает, потому-что я…потому-что мне…

Впрочем, о чем это я?. Не стоит раскисать преждевременно. Пора заканчивать письмо, женщина с плоским носом скоро придёт за мной…

Странное письмо. Отчего оно спрятано в хрустальную розетку в шкафу, словно спрятано преднамеренно. Маринка как-будто знает, что здесь ему безопаснее, чем на столе в кухне, или в спальне на столике… Она как будто знает…

В дверь позвонили. Сергей Викторович рывком открыл дверь, чем напугал соседку, женщину лет пятидесяти, с лицом, всё ещё хранившим остатки былой красоты. Вот и сейчас, её подрисованные черным карандашом бровки, как-то удивлённо и забавно приподнялись над маленькими глазками — бусинами, а ярко накрашенные губы скривились толи в жалостливой, толи в снисходительной улыбке.

Женщина дёрнула головой, словно у неё нервный тик, мигнув при этом непроизвольно глазом, и начала охрипшим, прокуренным голосом обьяснять что-то Сергею Викторовичу, перемежая свою речь влажным хроническим кашлем курильщицы со стажем, и судорожным подергиваньем головы. Сергей Викторович напряженно вглядывался в лицо женщины, и молчал, думая о том, в какой следующий момент соседка дёрнет головой, и с новой энергией начнёт вновь свой рассказ.

— Они её увезли! На скорой! — вновь дёрнула головой соседка и горестно поджала губы. — Двое… нет, трое… таких, мордоворитистых. А врач рядышком шла. Такая чудная… Рыжая, что ваш пол в зале. А уродина…Нос рваный и плоский… от шва….отшва-х-х…

Соседка громко икнула покачнувшись, и смущённо прикрывая рот ладонью:- Пардон, со страху пятьдесят грамм… И больше ни-ни… ни больше…

— Почему со страху? — бессознательно спросил Сергей Викторович, уставившись в угол прихожей, где Славка ставил свои сапоги. Сапоги были на месте!

— Я как ту женщину увидела, рыжуху, так меня такой страх обуял. Я как есть, разом тут-же протрезвела… — доверительно начала объяснять соседка, но доктор перебил её. — Где мой сын?

— Не знаю! — моментом отреагировала соседка, качнувшись в сторону лестницы, и теряя равновесие, почти уселась на грязные ступеньки. Но тут-же развела в стороны руки и с пьяной улыбкой попыталась хлопнуть в ладоши. — Брово! Ваш сын шустрый мальчик. Как понял, что кот не кот, а женщина…

— Что он понял? — доктор стал терять терпение.

— Как что? Что кот, это та баба! Он как сиганул от рыжухи, ну чистый заяц… Шустрый мальчишка! Мы его так долго искали…искали…

— Кто это мы? — прищурился доктор, на что соседка как-то сникла и принялась искать что-то в карманах старой своей кофты, иной раз нервно подёргивая головой.

— Ну? Так кто его искал? — повторил свой вопрос Сергей Викторович.

— Ну…этот мужчина… — дёрнула головой соседка. — У него ещё такая шапка есть… Как у фокусника. И плащ…

— Какой плащ? — приподнял брови доктор.

— Ну… этот… как его… волшебника — звездочёта… — махнула рукой соседка, и с трудом поднявшись со ступенек, бочком-бочком двинулась в свою, настежь распахнутую квартиру, что-то ещё бормоча о волшебстве и собственном страхе.

— Пусть уходит! Она сделала своё благое дело! — подумал Сергей Викторович, устало вздыхая. — Наболтала всякой ерунды. О рыжухе с плоским носом, о фокуснике в шапке и плаще звездочёта. Что взять с вечно пьяной женщины? Таких спивающихся или уже спившихся женщин наберётся не один десяток в каждой многоэтажке. От безделья и вечного недовольства жизнью, не то что запьёшь, волком на луну завоешь…

Сергей Викторович закрыл входную дверь, проверяя, толкнул её в обратную сторону, чего раньше никогда не делал, и внимательно посмотрел на кнопку замка, но тут-же, словно потеряв интерес к нему, повернулся и прошёл на кухню.

На часах уже пять часов вечера. Скоро начнёт темнеть. Но полчаса у него есть в запасе. Надо выпить кофе и отправляться в больницу к жене. Он уже представляет, как она ждёт его, вглядываясь в широкий больничный двор. После того, как он проведает Марину, он поедет к тёще и заберёт Славку. Вдвоём всё-же легче ждать возвращения Маринки домой.

Ну что же! Он нарисовал себе идеальную картину. Но будет ли всё это так на самом деле, как он только что распланировал. И сколько придётся ждать, пока в их квартире опять появится Марина, любящая жена и мать. И появится ли? Стоп! Стоит ли так пассивно выжидать окончания всей этой истории, или следует подчиниться зову своего сердца и продолжать проявлять хоть какие-то действия?