Татьяна Каменская - Эртэ

На крошечном экране мерцает фигурка крошечного человечка. От него расходятся вращающиеся кривые линии, которые, то опускаются, то вновь поднимаются над шкалой цифр…

— Это твой жизненный путь! Вот твои болезни, а следовательно неудачи, здесь всё как на ладони. Ты можешь управлять своими недугами, начиная с зародыша болезни…

— Что это даст? — бессознательно шепчет Сергей Викторович.

— Бессмертие…почти! — голосом, лишённым эмоций произносит существо странные слова, по мнению доктора.

Существо уставилось в глаза Сергею Викторовичу, и он вдруг видит в огромных ярко-голубых глазах существа смех, который рвётся наружу. Но глаза существа уже не голу-бые, они темнеют…темнеют, становясь темно-карими, удлинёнными… знакомыми…

— Прости за год страданий! Но если не ты, то кто-то другой должен был быть на твоём месте. Здесь на земле ты являлся нашим проводником, там далеко… в снах, защитни-ком и миссионером…

— Я не понимаю, о чём вы? — качает головой Сергей Викторович.

— Всё о том — же! О добре и зле, любви и ненависти! Вы — люди, созидаете и разрушаете во имя этих идеалов…

— Но я…

— Ты подходил нашим требованиям…пока. Отдать должное — вы, Земляне, любопытны, а оттого непредсказуемы! Твой третий глаз — он разрушает нашу оболочку защиты. Это знала Алёна…

— Алёна? Значит она…

— Да, ты угадал. Но она представитель чуждой цивилизации. Её звезда холодная, безжизненная, в основе её лежит разрушение…

— Женщина, ваша очередь!

Всё! Чары разрушены!

Резкий недовольный голос, который произносит эти слова словно возвращает всё на свои места: длинный полутёмный коридор, кушетки, выстроившиеся вдоль стены, больных, сидевших на них, и женщину, молодую, с пышными длинными волосами, в желто-коричневых брюках и толстой велюровой кофте с золотыми нитями огоньков, которые похожи на звёзды, что горят в темном небе.

Женщина, вскочив с кушетки, быстро прошла мимо Сергея Викторовича, опять обдав его дурманящим запахом весенних цветов. Но прежде чем открыть дверь кабинета эндокринолога, она обернулась, насмешливо глянула на Сергея Викторовича и вдруг озорно, по- девчоночьи подмигнула ему.

— Эртэ?! Ах, Эртэ, Эртэ! Какая- же ты инопланетянка? Ты лучше! Ты просто… чертовка!

Маринка была дома. Она готовила ужин, и поэтому на поцелуй мужа лишь тихонько рассмеялась и шепнула:

— Вот поэтому я вернулась! Не могу я спокойно жить, зная, что мой муж так голоден…

— Я почему-то знал, что ты уже дома, и поэтому спешил, что-бы всё тебе объяснить…

Начал, было мужчина, обнимая женщину за плечи и вновь целуя её в шею.

— Я верю, верю! Но сначала ужин, потом всё остальное! — весело отозвалась женщина, отстраняясь от мужчины и спеша к плите, на которой стояла сковорода, изрыгающая вместе с аппетитными запахами грозное шипение и шкворчание.

Сергей Викторович с удовольствием поглядывал на свою жену, с удивлением отмечая, насколько похорошела и стала просто обольстительной его Маринка. Что-то новое в её причёске и макияже, в одежде. Даже старомодные серёжки-капельки в её ушах кажутся другими, более изысканными, более дорогими.

— Я вижу, несколько дней разлуки пошли нам обоим на пользу! Ты волнуешь меня…

Сергей Викторович провёл рукой по плечу жены.

— Я тоже волнуюсь, но… — Маринка замолчала, хитро прищурив глаза, сосредоточенно мешая что-то на сковороде. — Но пока я готовлю ужин, ты будешь мне мешать. Поэтому отвлекись от меня, пожалуйста! Там в зале Славка. Он ждёт тебя, что-бы поиграть с тобой в игру…

— Что за игра? — спросил Сергей Викторович, почему — то отступая от жены.

— Твой третий глаз! Игра удивительная! Развивает зрение, мышление, и… всё, что угодно!

Маринка засмеялась весело, непринуждённо.

— В последнее время ты, кажется, жаловался на зрение? Так вот, по совету подруги, я приобрела действенное лекарство. Причём, весьма дорогое. Эту игру, картинки или лабиринты — называй как хочешь, мне привезли издалека…

— Откуда? — изменившимся, хриплым голосом спросил Сергей Викторович.

Но Маринка, кажется, не заметила его изменившегося голоса. Она опять весело рассмеялась и кокетливо повела тонкой изящной бровью:

— Секрет! Хочу тебя опять удивить! Я познакомилась с удивительной женщиной…

Он не удивился. Он вообще перестал чему-то удивляться. И уже не слушая жену, он побрёл в зал, кивнув на приветствие сына, уселся рядом с ним и уставился на пёструю картинку, которую Славка держал в руках. Глядя, как сын сосредоточенно вглядывается в непонятный лабиринт кругов, кубиков, маленьких треугольников, Сергей Викторович тоже взял в руки какой-то пёстрый лист бумаги и поднёс его ближе к глазам. Он старательно таращился на картинку, и в тоже время мысленно противился тому моменту, когда на глянцевой поверхности пёстрой бумаги должно что-то проявиться…

— Милый, ты что-то уже видел?

Ласковый, словно вкрадчивый голос раздался в напряженной тишине комнаты. Сергей Викторович испуганно оглянулся. В комнате никого, кроме него и Славки. Сын сидит спокойно. Значит, просто почудилось…

— Мужчины, ужинать!

Веселое Маринкино личико на секунду мелькнуло в дверях зала. Сергей Викторович поспешно отложил картинку в сторону, повернулся к сыну:

— Пойдём сынок!

Славка, кажется, его не услышал. Он сосредоточенно вглядывался в лист бумаги, лежащий перед ним. Его тонкие, по-детски розовые губы что-то шепчут.

— Что?

Сергей Викторович прислушался. Что-то похожее на дыхание тяжелобольного, или шипение змеи…

— Ин-ин-ин…ин-инна…ин-на…

Сергей Викторович вдруг почувствовал, как сердце его пронзила резкая боль.

— Ты не должен этого делать, сын! — произнёс он спокойно, и опустил раскрытую ладонь на пёструю глянцевую бумагу.

Он смотрел на своего сына, и думал о том, каких усилий ему стоило проявить это спокойствие. Сколько энергии потребовалось, что-бы мысленно обуздать то зло, что рвалось наружу, лезло, выпирало, вырывалось из его тела, размыкало его губы, раздирая его на мелкие частички. Он узнал то, чего не должен был узнать. Он узнал эти злые стеклянные глаза с тёмным омутом бездонной пропасти. Чужие глаза в глазах своего сына!

— Алёна, я увидел тебя! Не стоит продолжать игру!

Тонкие губы мальчика вдруг скривились в злой усмешке, глаза его закатились, он побледнел и стал падать на руки отца. Славку била мелкая дрожь, когда в зал заскочила Маринка. Всплеснув руками, она стала что-то причитать над сыном тонким визгливым голосом, пока Сергей Викторович не прикрикнул на неё. Вдвоём они перенесли сына на диван, и теперь сидели рядом, тесно прижавшись, друг к другу. Славка спал, и улыбался во сне.

— Как я испугалась, если бы ты знал! — чуть слышно прошептала Маринка, вглядываясь в лицо спящего ребёнка.