Вера Чиркова - Простая история

— И в каком ее хотят понимать люди? — Рудо отставил ото рта ложку с похлебкой.

— В виде равных прав и равных возможностей, — вздохнул шаман. — Как у мышей, которых разводят в одинаковых клетках и поровну кормят одной едой. А у людей такого быть не может. Даже дети, родившиеся у одной матери, получают разное количество любви, внимания и игрушек. Те, что родились в период, когда в семье был больший достаток, получают больше, чем те на чье детство пришлись тяжелые времена. Младшие получают больше внимания, зато донашивают башмаки старших. Вот алтарь Амирту наглядно и показывает это неравенство. Взрослый может легко взять то, до чего не дотянется ребенок. Высокий и здоровый получит больше, чем больной и слабый. Хитрые могут объединить усилия, мужчины помогут женщинам, которых хотят порадовать, как это сделали сегодня вы. Вот это и есть главный принцип справедливости, понять, что тебе дано больше других и ты можешь помочь тем, кто в этом нуждается.

Я черпал ложкой наваристый суп и раздумывал над его словами. Не сказать, что все эти мысли и раньше не приходили мне в голову, или что я узнал что-то новое. Меня озадачивало другое. Зачем шаману понадобилась эта демонстрация, больше похожая на проверку, что он понял после нее о нас, и удовлетворил ли его результат.

— Вообщем, если в жизни нет справедливости, то и у бога её нечего искать, — разочарованно протянул один из рабов.

— У бога, конечно, не заготовлено для каждого по дворцу, — с сожалением глянув на гостя, вздохнул шаман, — но есть маленькая подсказка. Вы все заметили стол, однако не обратили внимание на горящий в зале очаг. А это и есть символ справедливости, тогда как алтарь только испытание. Огонь очага согреет всех поровну, невзирая, калека, ребенок или воин сядет возле него на скамью. И тем жарче будет огонь, чем больше дров принесут желающие согреться возле него. А теперь я готов выслушать вашу просьбу.

Через несколько минут пятеро бывших бандитов выходили из комнаты вслед за пришедшим за ними прислужником. Не знаю, поймут ли они когда-нибудь тонкости определения справедливости, но уверен в одном, угрожать путникам на дорогах эти люди больше не станут. Жаль только, что не в моих силах переловить разбойников Останы, чтобы привезти сюда. Да и вряд ли шаман смог бы приютить всех, кто промышляет на дорогах.

— Твои спутники могут отдохнуть, пока мы поговорим, — опередил мой вопрос Ештанчи, кивком пригласив следовать за ним.

В дальней комнате, на втором этаже, куда шаман привел меня, тщательно отпирая и запирая за собой двери, Ештанчи разлил по чашкам чуть остывший чай из обернутого тканью чайника и капнул туда останского бальзама.

— Ну, и как там поживают Леон с Клариссой? — плюхнувшись на стул напротив меня, неожиданно спросил шаман на языке моей родины и довольно хихикнул, заметив какое впечатление произвел его вопрос.

— Неплохо, — и не пытаясь скрыть ошеломленный взгляд, процедил я, прикидывая, какими словами объясню наставнице, что именно подумал о ней в эту минуту.

Если будет нужен совет или помощь, можно попробовать обратиться к шаману в Декте. — вот ее слова, словно невзначай брошенные на прощанье, когда Клара перечисляла адреса и имена тех, кто сможет помочь в трудную минуту. Если таковая, конечно случится.

— Не обижайся на них. — примирительно вздохнул проницательный шаман. — это было мое условие. Я сам решаю, кому можно доверять, а кому нет. Сам понимаешь, если кто-нибудь чужой вызнает, что шаманом Ештанчи прикидывается маг из Этавирской цитадели, мне очень не поздоровится. Хотя Амирту я служу честно и вполне осознанно.

Я все это понимаю, но вот по каким критериям он определил, что мне можно доверять, наверное, не соображу никогда. Впрочем, особого значения это сейчас не имеет.

— Что ты знаешь о странных событиях, происходящих в Остане, и связанных с исчезновением людей? — задал я главный вопрос, над которым неотрывно думал последние семь дней.

— Много чего. Но вначале ты расскажи мне, с чего начал это расследование. — серьезно кивнул маг.

Было раннее утро, когда ворота Декты заскрипев, распахнулись, чтобы выпустить нас из города.

Сторож уже был другой, молчаливый и трезвый, и двигался он быстро и ловко.

Мы выезжали вчетвером, я, Рудо, Тахар и юный парнишка-лучник, в которого по совету шамана превратилась Лайли. С ее худенькой фигуркой и мальчишескими манерами оказалось достаточно слегка подстричь и без того короткие волосы и наложить простенькую иллюзию. Стриг сам Тахар, а иллюзию накладывал Ештанчи, другого имени маг мне не назвал, да я и не стремился его узнать. Меньше знаешь, спокойнее спишь, слишком часто в моей жизни эта поговорка полностью оправдывала себя.

Разумеется, когда мы прибудем в Дильшар, и окаянное снадобье наберет силу, придется переодеть Лайли в читэру и запереть в доме, который мы собираемся снять поближе к ханскому дворцу. Шаман подсказал несколько способов, как можно проникнуть во дворец, не вызывая ничьих подозрений, и дал пару адресов надежных людей, поэтому слегка размытый первоначальный план начал обретать четкие подробности и точные линии. Хотя вероятность импровизации остается всегда, рассчитать все тонкости просто невозможно.

Иштан остался гостить у шамана, чиновник никогда не был сильным бойцом, и свое существование в банде Тахара вспоминал с содроганием. Дни, когда приходилось бежать на невинных путников с мечом наперевес, были в его памяти едва ли не чернее того дня, когда вместе с домом сгорела его прошлая жизнь. Он так больше и не вернулся в привычное кресло чиновника, прекрасно поняв жестокое предупреждение.

Ехали мы молча, прохладная сырость раннего осеннего утра не располагала ни к душевным разговорам, ни к шуткам. Спутники мои были явно не в духе, но особенно мрачным и неразговорчивым казался Рудо. Стиснув губы, смотрел строго вперед, и выглядел со своей десятидневной черной щетиной, покрывшей подбородок и щеки, больше похожим на разбойника, чем аккуратно причесанный, сияющий гладкими щеками Тахар. Бывшему правителю маг из предосторожности тоже подправил стойкой иллюзией черты лица, в столице нам могли встретиться люди, знавшие его раньше.

Вчера вечером я все-таки отправился в комнату Рудо, чтобы поговорить по поводу рабов, но он, едва выслушав первую фразу, заявил, что все уже понял и хочет спать. Не хочешь, не нужно, не стал настаивать я, решив, что по его поведению в пути пойму, действительно язва осознал свои заблуждения, или ему просто неприятно об этом говорить.

Часа за два до обеда мы выехали на центральную дорогу, и путешественники стали попадаться намного чаще. Здесь, в открытой взгляду необъятной степи, вблизи довольно больших городов встречались не только ощетинившиеся копьями охраны длинные обозы, но и путники, странствующие по трое и даже по двое. И все они, подъезжая ближе, демонстративно выставляли напоказ приготовленное для боя оружие.