Екатерина Соловьёва - Хронофаги

— Да я… Не готова. Какая из меня мать? — торопливо забормотала девушка.

Ей казалось, что это прозвучит сердито, но ночной воздух исказил слова до нелепого оправдания. Римма вздохнула, покачнулась и нехотя шагнула в сторону автобуса. Вета вдруг поняла, что по его гладкому корпусу не бегут фонарные блики. Из отверстой пасти несло слепым ужасом и липким одиночеством.

— Да мне тебя одной даже не прокормить! — возмутилась она в спину дочери.

"Господи… она что, туда?"

Римма остановилась. Замерла. Обернулась.

"Господи… слава богу!"

— Знаешь, какие гроши я зарабатываю? — радостно зачастила Вета. — Еле на себя-то хватает — всё на оплату квартиры уходит…

— Тебе надо денег? — сухо произнесла девочка. — Сейчас.

"Зарянка", фонарь и автобус в мгновение ока перекувыркнулись и обратились ночной квартирой, тихой и душной. На диване, раскинувшись, по-прежнему сопел старик, бормоча во сне что-то неразборчивое, на полу распластались Бертран и Мартин. За окнами отступала тьма, серея в мутную тяжёлую завесу. Настенные часы показывали пять утра. В прихожей послышался негромкий щелчок замка.

Римма крепко сжала ладонь Веты и, склонившись над Мартином, приказала:

— Смотри.

Внезапно всё разом замерло и стихло: храп, сопение и даже тиканье часов. Воздух загустел и, казалось, потерял все запахи и жизнь. Словно кто-то вдруг взял и остановил вечный конвейер, что неумолимо несёт людей вперёд. И остались во всей Вселенной лишь двое: оторопелая девушка и странная девочка. Немного выйдя из ступора, Вета нагнулась к дочери:

— Римма… Ты что наделала?

Та же с молчаливой деловитостью нажимала на пуговицы кардинала, как накануне вечером это делал Бертран. Распахнув плащ Мартина, Римма со знанием дела отстегнула внутренний карман и вытащила пухлый бумажник.

— Вот, — она довольно совала портмоне ничего не понимающей матери. — Бери. У тебя будет сколько хочешь денег, только попроси. Только не выгоняй меня.

— Ты у кого… у кого научилась… этому? — заплетающимся голосом спросила Вета.

— Как у кого? — недоумевающе пожала плечами девочка. — У отца, конечно. Он за этим меня и останавливал.

— Что?

— Мам, я и есть Время. Не Рем, не Римма. Просто Время.

Больше Вета не выдержала. Сжав голову ладонями, она отчаянно закричала.

Деньги пропали — наживешь,

время пропало — не вернешь.

Пословица.

Сумерки раннего субботнего утра разорвал рыдающий женский вопль. Кардиналы проснулись, вскочили и, отталкивая друг друга, ринулись к креслу, где Олег пытался удержать кричащую Вету.

— Да стой ты! Успокойся, Змея ради! Что случилось-то? Кошмары снятся?

Увидев Бертрана, девушка обмякла, опустила голову на руки и прошептала:

— Римма пропала…

— Это та… девочка? — заспанно сощурился Мартин и обернулся на диван.

Бог, разбуженный воплями, сидел, подобрав под себя одеяло, и боязливо косился на людей синими глазами. Даже сквозь ворох белья было ясно: ребёнка нет. Однако, кардинал предпочёл проверить каждый угол. Костеря неизвестно кого и чертыхаясь, он отправился обыскивать квартиру.

— Это не девочка!.. — истерично взвизгнула Вета. — Совсем не девочка.

— Точно, — сонно пробасил Олег. — Мальчик. Или… нет?

Сбиваясь и путаясь, девушка пересказала сон. Когда речь зашла о портмоне, Мартин, вернувшийся ни с чем, удивлённо похлопал по карману и картаво выбранился. Опухшие, невыспавшиеся лица кардиналов вытягивались от усталого удивления. Вета смотрела на взъерошенного Бертрана в надежде, что он посмеётся и обругает дурой, однако, тот сосредоточенно тёр переносицу и настороженно переглядывался с братьями.

— Только Автобуса и не хватало… Как она пропала?

— Убежала… — бесцветно обронила Иветта. — Уехала. Я кричала… вроде… Она, наверное, испугалась. Остановку потом помню, фонарь в тумане… И двери автобуса сразу закрылись…

— Дерьмо, — мрачно прокомментировал Бертран и бессмысленно уставился в стену.

И, как по команде, с другой стороны послышался стук, сопровождаемый каждый раз протяжным скрипом. И ещё. Ещё. Ещё. Глухие, мерные, до ломоты в зубах, удары продолжались, напоминая больше всего методичное биение головой о стену. Командиру вдруг отчаянно захотелось присоединиться к обезумевшему соседу и со всей дури долбить лбом бетонную плиту в обоях.

"Конгрегатор был так рядом. Руку протяни и бери… А я снова всё испортил! Был бы здесь Макджи…"

Овладев собой, он спросил:

— Какое сегодня число?

— Тридцатое, — вздохнул Олег.

— Два дня до Самайна, — прибавил Мартин.

— Времени нееету… Нееету времени… Ушло врееемя… — вдруг скрипуче захныкал Старик, вцепившись в бороду и раскачиваясь взад-вперёд.

Бертран бросил мутный тяжёлый взгляд на мятого расхристанного бога и хрипло скомандовал:

— Всем умыться. Мартин, организуй быстрый завтрак. Олег, доложи обстановку.

— Есть. За время дежурства замечены глубокие трещины в Антарктических плитах, льды откалываются, перемещаются в океан, уровень воды постепенно растёт. Голландия под угрозой затопления, в Исландии над тающими льдами проседает почва. Северная и Южная Америки, Европа, Россия, Индия, Китай и Япония переведены на чрезвычайное положение. Амплитуда сорок четыре процента, периоды стабильности сократились до раза в сутки. Проникновение пятьдесят процентов. Хронофаги продолжают жрать, увеличивая разрывы.

Послышалось, как Мартин хлопнул дверью ванной и загремел сковородой на кухне. Змеёй зашипел газ, танцующий в конфорке, стукнул о железную решётку чайник. Гулко зашумел металл, расширяясь в молекулах.

— Наблюдение и сбор данных продолжать, — привычно скомандовал Бертран. — Старика из поля зрения не выпускать.

— Есть, — отчеканил Олег и повёл бога умываться.

Тот, по-видимому, немного успокоился и не слишком сопротивлялся, опершись на кардинала. Из ванной послышался плеск воды, густой бас и дребезжащее пение.

Вета помялась, набралась храбрости и спросила:

— Бертран, слушай… Ты же не хочешь сказать, что всё это правда? Это ведь сон, да? И девочка мне приснилась. Не было никакой девочки…

Кардинал только вздохнул.

— Чушь собачья! — оскалившись, зашипела девушка. — Я не мать, а он не отец! Понятно?! Понятно, спрашиваю!!

— Тихо, — Бертран не нашёл ничего лучше, как крепко прижать её к груди. — Всё будет хорошо. Ты ни в чём не виновата и ничем никому не обязана…

Вета билась, сухо всхлипывая в серую рубашку и сжимая плотную ткань в кулаках. Слова любимого не приносили успокоения, хуже того, казалось, он лжёт.

— Не плачь, — прошептал мужчина. Её слёзы расстраивали, как безнадёжный осенний дождь. — Не плачь. Я ведь с тобой.