Кира Измайлова - Наследство

– Что ж, это было бы идеальным вариантом, – скривился младший Хоуэлл.

– Думаешь, их могли перехватить «ящерки»?

– Тогда бы они уже начали действовать, – покачал головой Рональд. – Много ли им нужно времени, чтобы раздавить обычного рейнджера и девчонку?

– Ты сам говорил, что он – не обычный рейнджер. А она – принцесса, – напомнил Ивэйн.

– Ты полагаешь, принцессам часто ломают пальцы или вырывают ногти? – парировал тот. – Любая девица сдастся сразу, если она не из «ящерок», конечно. Рейнджер продержится подольше, но его либо соблазнят, либо запугают. У него ведь семья есть, к слову говоря, и это не так уж сложно вызнать.

– Признаю, твои доводы существенны, – кивнул старший Хоуэлл. – Значит, пока никаких сведений. Вряд ли бы «Дракон» молчал столько времени, заполучив этакие козыри… Что ж! Спишем на Территории… Но говорить о выигрыше пока рано, Рон. Твой следующий план задействован?

– Конечно, Ив, – кивнул тот. – В прериях уже… жарковато.

Близнецы переглянулись и взяли по бокалу лимонада со льдом. Сейчас следовало сохранять трезвый разум…

…Мария-Антония сняла шляпу и утерла пот со лба. Одежду уже можно было выжимать, и она невольно позавидовала Генри: тот скинул и куртку, и рубашку, подставив плечи солнцу. Кто другой вмиг сжег бы кожу на такой жаре, но рейнджеру всё было нипочем: судя по всему, он давно продубил шкуру на здешнем солнце.

Девушка посматривала на него краем глаза: худой, это верно, но силы ему не занимать. На левом плече какой-то замысловатый рисунок, кое-кто из воинов ее мужа, побывавших на далеком юге, тоже носил на теле целые картины, наколотые на коже цветными красками. У Генри этот знак был всего лишь двуцветным, черно-зеленым, а разобрать, что он изображает, принцесса никак не могла, для этого надо было подъехать поближе и, желательно, развернуть Генри к себе лицом.

Впрочем, и так было, на что посмотреть. Интересно было гадать, откуда у рейнджера шрамы: Мария-Антония могла опознать отметину от меча или кинжала, от стрелы, отличала ожоги и следы звериных зубов… Да, повыше локтя у Монтроза явно след укуса, причем зверь был размером с хорошего волка. По ребрам будто здоровенными когтями провезли, очень уж похоже, но лапа не волчья, не рысья и не медвежья даже. Впрочем, теперь в этих местах водятся, наверно, совсем другие звери… А вот от чего довольно глубокая вмятина на предплечье, девушка определить затруднилась. Вроде бы похоже на шрам от стрелы, но выглядит немного иначе…

– Это ты местных не видела, – произнес вдруг Монтроз, перехватив, видимо, ее взгляд. – У меня так, царапины. А у нынешнего вождя сиаманчей, к примеру, на всём теле живого места нет. Ему уж за пятьдесят, он на Территориях вырос и до самых Ледяных гор доходил, а там намного опаснее, чем здесь даже в «сезон бурь»!

– Что за бури? – заинтересовалась Мария-Антония. – Грозы?

– Нет… – Генри тоже снял шляпу, мотнул головой, пригладил совершенно мокрые волосы. – Так просто говорят. Обычно на Территориях достаточно спокойно. Ну разве на зверюгу какую нарвешься или вот угодишь, как мы с тобой сегодня едва не вляпались. Но это всё ерунда, если клювом не щелкать, то пройдешь, как по главной городской улице… тут еще и почище будет. – Он попытался воспользоваться шляпой, как опахалом, но не преуспел в этом и снова нахлобучил ее на голову. – А раз в год, как раз летом, в самую жару, начинаются «бури». Территории как с ума сходят, где вчера можно было преспокойно ходить, туда лучше не соваться. Дороги сами собой меняются, животные разбегаются… И так месяц-другой. Зверье с места снимается, уходит, в это время здесь даже кузнчика не поймаешь! Местные об этом знают, следят: чуть птицы да стада двинулись на север, так откочевывают вслед за ними.

– Почему же они все время там не живут? – задала резонный вопрос Мария-Антония.

– Потому что там своих хватает, – хмыкнул Генри. – Так-то у них мирный уговор, что на время кочевья никто никого не трогает, но насовсем чужаков к себе вряд ли кто пустит. У всех же свои угодья охотничьи, сама понимаешь…

– Ясно… – девушка припомнила кое-что. – Ты говорил, можно перезимовать с сиаманчами, верно? А сколько еще времени до начала кочевья?

– Да пока еще прилично, – подумав, ответил Генри. – Еще месяца два так уж точно, считай, лето толком не началось, всё спокойно… Удачно, кстати, еще бы немного, я бы ни за какие деньги вглубь Территорий не сунулся! В «сезон бурь» туда только самоубийца пойдет…

– Может, удачно, может, не слишком, – усмехнулась Мария-Антония. – Отказался бы от задания, не получил бы таких неприятностей на свою голову!

– Моя голова и не такое выдержит, – осклабился в ответ Генри и зачем-то придержал коня. – Эге, смотри-ка! Повезло нам!

– Что там? – приподнялась в стременах девушка. На горизонте, в жарком зыбком мареве, что-то маячило. Ей доводилось слышать о миражах, какие бывают в пустыне… может ли и здесь оказаться что-то подобное?

– Деревья, – ответил Монтроз и подогнал своего мерина. – Может, ручеек какой найдется. Я в этих краях нечасто бываю, но, кажется, именно тут ему и место!

Он угадал: в скудной тени нескольких приземистых, корявых деревьев едва виднелся маленький родник. Пришлось долго расчищать русло, чтобы можно было набрать воды и напоить лошадей.

– Пожалуй, обождем тут до вечера, – решил Генри. – Что-то сегодня жарковато, обычно солнце так палит ближе к середине июля, а еще только конец мая… А вечером по прохладце двинемся дальше. Луна полная, видно всё хорошо, а места вроде как спокойные…

– А если снова какая-то ловушка вроде сегодняшней? – Мария-Антония набрала грязноватой воды в ладони и с наслаждением умылась. – Ты ее разглядишь в лунном свете?

– Мне доводилось и вовсе безлунными ночами ездить, – усмехнулся он. – Ничего, жив, как видишь… Сколько сможем, столько проедем, а по такому пеклу тащиться – только лошадей мучить. Ну и самим тоже… невесело, – добавил он справедливости ради, хотя жара его, казалось, вовсе не пугала. – Ты ложись, вздремни. Самое милое дело, всё равно больше заняться нечем…

Сам Монтроз последовал собственному совету: устроился, привалившись спиной к корявому стволу, надвинул шляпу на нос и мгновенно уснул. Псы, вывалившие от жары языки, выбрали местечки потенистее, но спать не спали, бдительно посматривали по сторонам. Лошади стояли, повесив головы, будто тоже дремали, даже пастись не желали, хотя здесь, у ручья, трава росла получше, чем в выжженной солнцем прерии.

Девушке спать не хотелось, что еще за придумка – сон среди бела дня? Заняться и вправду было нечем, разве что вглядываться в раскаленную равнину: ни один ветерок не колыхал высокие травы, оглушительно заливались кузнечики, трещали какие-то иные насекомые, выводили басовитые песни толстые мохначи вроде шмелей, но непривычной расцветки – густо-малиновые, будто капли крови. Кто-то шнырял в траве, высоко в небе парила крупная птица, описывала широкие круги, выискивая добычу…