Кира Измайлова - Наследство

– Что смешного? – пробормотала принцесса, не открывая глаз.

– Ничего, – Генри заставил себя унять неуместный смех. – Вспомнил кое-что. Ты спи.

– Я сплю…

…Несмотря ни на что, спать рядом с Генри Монтрозом было куда спокойнее, чем на отшибе. В прошлый раз гнусные колючки едва осмелились показаться из земли, сегодня же и вовсе не рискнули потревожить людей. Да не только в заколдованных побегах дело: рядом с этим рейнджером, пусть и простолюдином, было спокойно и надежно. Мария-Антония помнила это чувство по давнему прошлому, так же чувствовала она себя с отцом и его старыми воинами, с мужем и кое-кем из его дружины. И знала ведь, скольким она по нраву, но уверена была – никто и никогда не переступит черты, не столько потому, что она – жена сюзерена, а лишь потому… Она всякий раз затруднялась сформулировать, почему именно, пока один бывалый человек не сказал ей – после такого, мол, себя уважать не будешь, а если себя не уважать, тогда и жить вовсе незачем…

Неизвестно, такими ли мотивами руководствовался Генри Монтроз, но, как и обещал, руки свои он держал при себе, хотя было ему, Мария-Антония чувствовала, маятно. Но тут уж она ему ничем помочь не могла. Его выбор, а как он намерен справляться с собой – не её забота.

Генри действительно разбудил ее до рассвета, и снова весь день они провели в седлах, только Монтроз вел себя, будто собака, потерявшая след: присматривался, принюхивался, искал какие-то одному ему ведомые приметы, но ничего не находил и мрачнел всё больше и больше.

– Ты уверена, что видела дым? – спросил он в пятый раз, и Мария-Антония терпеливо ответила:

– Да, я уверена.

Генри хмыкнул, поглубже надвинул шляпу и двинулся вперед.

Местность здесь была словно бы собрана большими складками, она плавно повышалась и так же плавно уходила вниз. Это, говорил Генри, тоже после Катастрофы, местные говорят, что прежде тут прерия была ровнее иного стола, а теперь вот сморщило её.

На третий день Монтроз начал беситься, Мария-Антония это видела, понимала, но сделать ничего не могла. Таких людей нельзя утешать: попадешь под горячую руку, еще и виноват окажешься, да и вообще они не терпят показывать свои слабости… У Генри слабой стороной определенно было терпение, как бы он ни старался доказать обратное. И неизвестно, во что бы это всё вылилось, если бы, наконец, принцессе не повезло.

– Генри! – она тронула за рукав мрачного, как туча, Генри. – Взгляни туда!

Он вскинул голову, и девушка удивилась даже, увидев, какую смену чувств отразило это бесстрастное обычно лицо: от настороженности до искренней радости.

– Что, свои? – спросила она. Слабые дымки уже исчезли, растворились без остатка.

– Вроде как свои, – Генри посерьезнел. – Если никто под них не подделывается. – Он нахмурился, что-то соображая. – Так, три по два, потом один и еще один… Вроде делакоты, но мало ли! Едем пока спокойно, только… держи-ка.

Он сунул ей в руки свой второй револьвер.

– Совладаешь?

– Постараюсь, – ответила Мария-Антония спокойно. Эта вещь была не тяжелее арбалета, уж точно, а как целиться и стрелять, Генри ей показывал. Может, точно в глаз кому-нибудь она и не попадет, но уж в лошадь вряд ли промажет, а и во всадника может угодить, если в корпус. – Ты думаешь…

– Ничего я пока не думаю, – оборвал Генри и положил ружье поперек лошадиной холки. Потом присвистнул по-особому, и Гром со Звоном, пластаясь, исчезли в высокой траве. – Ты придержи лошадку, вроде как отдыхаем.

Девушка послушно заставила кобылу перейти на медленный шаг.

– Если это свои, то они покажутся, – пояснил Генри. Она заметила – лицо его кривила неприятная гримаса, иногда подергивался уголок левого глаза. Так бывает, если человек сильно нервничает, вспомнила Мария-Антония, доводилось видеть.

Она могла понять Монтроза: пройти Пустырь и угодить в руки ко врагам – это уж чересчур. Но может быть, везение не изменит им и на этот раз? Как знать, сколько еще его отпущено на их долю, надолго ли хватит…

Так прошло полдня, и девушка всем существом чувствовала растущее напряжение: Генри явно не любил ждать подолгу, особенно если это не он устраивал засаду, а на него охотились, и во что это может вылиться, Мария-Антония даже не предполагала.

– Смотри! – встрепенулся вдруг Монтроз, до боли в покрасневших глазах всматривавшийся в горизонт. – Видишь?..

Девушка сощурилась, что было силы, но едва сумела различить в послеполуденном мареве несколько далеких фигур.

– Всадники?

– Они самые! – похоже, у Генри зрение было куда острее ее собственного, потому что он заметно приободрился. – Слушай, внимательно слушай…

Издалека докатился звук выстрела, после долгой паузы – еще один и еще, уже без перерыва.

Генри схватил ружье и выпалил в воздух дважды, тоже подряд. Ему ответили одиночным выстрелом, и всё стихло.

– Туда, – указал Монтроз, разом приободрившись. – Если кто-нибудь не узнал наших условных знаков, то там нас ждут свои…

– А если узнали? – тихо спросила Мария-Антония, так, чтобы он не услышал. И подумала, что она теперь умеет пользоваться револьвером и застрелиться всяко успеет… Но это если не останется вовсе никакой надежды, даже самой призрачной, и не будет человека, способного защитить ее, а сама она не сможет больше постоять за себя.

Пока же оставалась и надежда, и человек был рядом, чужой и не слишком понятный, но обязавшийся вызволить ее из этой странной ситуации, да и у самой нее имелось оружие и голова на плечах.

Принцесса Мария-Антония твердо намеревалась выжить любой ценой.

Всадники ждали их за очередным холмом: Мария-Антония разглядывала их во все глаза, пока Генри приветствовал знакомых.

Это были не очень высокие, насколько можно было судить по сидящим верхом, темнолицые люди. Правда, кожа их была не кофейной или вовсе черной, как у тех невольников, что привозили когда-то из южных походов, а, скорее, цвета глины, прокаленной солнцем. Они обладали резкими чертами лица, немного непривычными, но не отталкивающими, а красноватый оттенок кожи делал эти бесстрастные лица похожими на отлитые из бронзы диковинные маски.

Длинные черные волосы эти люди – делакоты, так, кажется, называл их Генри, – носили заплетенными в косы и украшали цветными ремешками, бусинами и расшитой тесьмой. Темные глаза, выражения которых Мария-Антония разобрать не могла, смотрели на нее вроде бы безо всякого интереса.

– Ты откуда узнал, что тут кто-то окажется? – спросил Генри ближайшего делакота, худого, с широким шрамом через все лицо и замысловато изукрашенными предплечьями – у сына равнин рисунки на теле были богаче и сложнее, чем у Монтроза. – Предупредил кто?..

– Шаман сказал, – ответил тот спокойно. – Сказал, через Пустое место кто-то идет к нам. Нужно проверить.