Кира Измайлова - Наследство

У принцессы вдруг подломились колени, глаза закатились, она начала оседать, и Генри едва успел ее подхватить, отметив только, что стилет она так и не выпустила из руки.

– Еще раз увижу, что кто-нибудь… – сквозь зубы сказал он пришедшему в себя белобрысому здоровяку, которого сгоряча приложил лбом о косяк. – Кто-нибудь, как-нибудь тронет эту девушку… псам скормлю! И детям равнин сообщу, чьи стада можно разорять, – пообещал он уже из чистой мстительности. Ни сиаманчи, ни делакоты не заходили так далеко на юго-запад, но попугать «скотников» сойдет!

Генри перехватил принцессу поудобнее – она, казалось, ничего не весит, – и понес обратно в купе.

– Тони, Тони, – тормошил он ее, тревожно вглядываясь в застывшую на неподвижном лице брезгливую гримасу. Гром и Звон, отпихивая друг друга, лезли поближе к приятельнице хозяина, норовили ткнуть носом и лизнуть в щеку: это была добрая девушка, она никогда их не обижала и даже угощала (с разрешения хозяина, конечно) разными вкусностями. – Да очнись же ты, черт тебя побери!

С большим трудом он разжал ее пальцы, высвободил рукоять стилета, тщательно отер кровь… Та еще игрушка! Хорошо, если пострадавший парень не кинется на следующей станции в полицию! Выкинуть бы стилет в окно, да Мария-Антония расстроится…

– Тони! – рявкнул Генри наконец и, как ни был себе противен, больно ущипнул ее. Помогло: безвольно повисшая рука взметнулась, и, не вынь Монтроз из нее стилет, лежать бы ему с пробитой шеей!

Серо-голубые глаза смотрели с ледяной яростью, но вот Мария-Антония моргнула, узнав Генри, и опустила руку.

– Ты…

– Я уж не думал, что ты проснешься… – проговорил он с облегчением и сел на пол рядом с лежаком. – Я уж и так, и сяк… Ты не велела себя целовать, так что пришлось… Ничего?

– Все в порядке… – девушка села, приглаживая растрепавшиеся волосы. – Генри, что случилось?

– Не знаю, – честно ответил он. Это была настоящая Мария-Антония, слава всем богам, прочие неприятности могли обождать! – Я проснулся от шума, ну, еще псы будили. Я думаю, ты пошла проветриться и нарвалась на парней из соседнего купе. Я же говорил, что там скототорговцы разместились, кому в общем вагоне мест не хватило!

– Я знала, – кивнула девушка и понурилась. – Настоящая я знала. А та – та решила, что она в темнице, а эти люди ей помогут. Хорошо, что я проснулась вовремя, иначе ты мог бы и не успеть…

– Если ты серьезно покалечила того парня, нас ждут серьезные неприятности, – уведомил Генри.

– А что, за надругательство над женщиной неприятности не следуют? – нахмурилась она.

– Смотря, кто сколько заплатит. А мы, кстати говоря, – никто. И свидетели – только они, – объяснил Монтроз. – Наплетут, что угодно. Будто ты завлекала и всё такое, а потом вдруг… Ну, сама сообрази!

– Какая мерзость! – скривилась принцесса. – В мое время таких людей четвертовали бы!

– За насилие над благородной? – приподнял бровь Генри. – Или рыцаря какого-нибудь тоже взогнали бы на плаху за то, что затащил симпатичную крестьянку в кусты, а потом отдал ее свите?

Повисло тяжелое молчание.

– Ты прав, как ни тяжело это осознавать, – произнесла Мария-Антония, когда Генри уже раскаялся в своих словах: не здесь и не сейчас это говорить! – Рыцарь заслужил бы разве что порицание, не более того. Но…

– У детей равнин насильников привязывают за ногу к жеребцу, пугают того как следует и пускают в прерию, – любезно просветил Генри. – То, что останется, бросают стервятникам. Им все равно, был это принц или бродяга.

– Мне нравится этот обычай, – сказала принцесса и села. Первым делом нашла взглядом свой стилет, схватила, осмотрела и спрятала едва уловимым движением, Генри невольно восхитился. – Но мы не у детей равнин, а я теперь не благородная, во всяком случае, не выгляжу таковой. Что нам следует делать? Откупиться от пострадавших?

– Еще чего! – оскалился Генри. – Ты его как, совсем оскопила или?..

– Чиркнула едва-едва, – пожала плечами Мария-Антония, – он больше от страха вопил. Вы, мужчины, так трясетесь над своим достоинством, что напугать вас ничего не стоит!

– Ну-ну… – буркнул он, неприятно уязвленный. – А остальные… Может, они сами друг другу морды били, а того бедолагу стеклом битым порезало! Поди докажи! Гром и Звон только держали – синяки будут, а следы зубов – поди рассмотри… Так что нас там не было даже и близко, спали всю ночь, как убитые, учти!

– Я не хочу больше спать, – проронила принцесса, глядя в окно, на размазавшуюся в светлую полосу луну – так быстро шел огневоз. – Я снова…

– Ты ведь проснулась сегодня, – перебил Генри, – ты сама проснулась! Если бы не смогла, вряд ли бы полоснула того парня! А я так, я просто тебя встряхнул… Старик сказал, что ты должна справиться сама, и ты справляешься, ведь так? А я тебя еще пуще сторожить стану, чтобы ничего не случилось больше, я…

Монтроз перевел дыхание.

– Ничего же не случалось, пока ты рядом со мной спала, – докончил он тихо.

– Тут разве что на полу лечь, – бледно усмехнулась принцесса.

– А хоть бы и на полу! – в Генри взыграло упрямство. – Я тоже хорош – завалился дрыхнуть, совсем совесть потерял! Тони… ты не бойся, нам всего ничего уже ехать осталось!

– А ты думаешь, дальше будет лучше? – спросила девушка и посмотрела ему в глаза. Так посмотрела, что никак не возможно было отвести взгляд от этих серо-голубых, очень холодных, с кристалликами льда в глубине, больших глаз…

– Ничего я не думаю, – Генри отвернулся, потрепал Грома по ушам. – Но на твердой земле я себя всегда увереннее чувствую, хоть огневозы и люблю. Оно быстро, конечно, но страшно, не спрыгнуть, если что, расшибешься ведь!

– Ты не о том хотел сказать. – Ледяные иглы проникали куда-то в самое сердце. – Как прибудем – куда мы дальше отправимся?

– Я не хотел говорить, – сознался он. – Это чтобы не сглазить. Ну… Ты понимаешь.

– Понимаю. Но всё же? Всё идет наперекосяк, так что…

– Помнишь, – решился Генри, – ты говорила о надежном месте? Это на крайний случай, конечно… Но надежнее я не знаю. Просто не знаю, Тони. Только бы добраться туда незамеченными, а тогда я оставлю тебя там с чистой совестью и рвану к Хоуэллам, недалеко ведь! Тебе там будет хорошо, я клянусь, я…

Он мотнул головой, отчаявшись подобрать слова, а принцесса вдруг протянула руку и погладила его по волосам, сильно отросшим и приобретшим вовсе уж немыслимый цвет. И было это прикосновение настолько неожиданным, что Генри Монтроз окончательно потерял дар речи и молчал до тех пор, пока проводник не предложил горячей воды, а тогда отправил его куда подальше…

…Мария-Антония прекрасно понимала, какие неприятности может навлечь на них с Генри ночное происшествие. Полиция (так, кажется?) способна заинтересоваться этими событиями, а вряд ли скототорговцы умолчат о нем! А ведь ехать осталось всего ничего, это и сам Генри сказал. И всё из-за этого несчастного заклятья!