Джон Робертс - Степная царица

Мочка оказалась тонкой, так что за нее можно было ухватиться и съехать вниз до серьги, большой и вычурной, как люстра в немедийском дворце. По серьге он слез легко, будто это дуб, а от ее конца недалеко было и до плеча. Рука была гладкой, но с одного плеча до другого шло что-то похожее на бусы.

Хватаясь за рельефные бусины, Конан начал спускаться по украшению. Первая часть пути оказалась легкой, но когда он добрался до выпуклости груди, пришлось здорово попотеть, так как ноги почти не находили опоры. Покатый живот представлял меньшую трудность, и вскоре киммериец пробирался над пупом, походившим на вход в пещеру.

Он добрался до склона бедра, а оттуда соскользнул к паху. Перед ним находились скрещенные щиколотки, он перелез через них, затем слез с самого идола и встал на его пьедестал. Конан не колеблясь спрыгнул с пьедестала и приземлился на полу, сильно согнув колени, чтобы смягчить удар.

Радость его была недолгой, поскольку с оглушительным треском ворота в нескольких шагах от него снесли и высыпали стражники. Конан, как олень, понесся к входу храма, надеясь на то, что стражники не выставили в первые ряды арбалетчиков, когда выбегали из идола.

На свободном пространстве киммериец не боялся, что его догонят. Он мчался к двери и слышал, как за спиной щелкают арбалеты, но стрелы летели мимо и ударялись о стены, либо отскакивали от пола. Дверь манила обещанием спасения: сквозь нее лился солнечный свет, а Конан знал, что толпа, бегущая за ним, боится солнца, как чумы.

Он вылетел из дверей прямо на площадь. Он смеялся от радости, но смех быстро затих, когда киммериец увидел то, что перед ним. Акила и три ее оставшиеся подруги, которые должны были верхом на верблюдах ехать подальше от города, стояли, грустно опустив головы. За ними выстроились примерно два десятка человек, некоторые из них — жители пустыни, некоторые — иноземные воины. Впереди них, рядом с Акилой, стояли двое, которых Конан сразу узнал.

— Я так понимаю, что ты и есть Конан из Киммерии? — произнес высокий худой мужчина в пурпурном тюрбане. — Я полагаю, что ты знаком с моим другом Владигом. — Он указал рукой на человека в красных сапогах, стоявшего рядом.

Владиг приветствовал киммерийца сардонической улыбкой.

— Я — Арсаций, маг из города Квум в Иранистане. Хорошо, что ты и я наконец встретились, поскольку нам о многом нужно поговорить.

Маг непринужденно двигал руками перед собой, и Конан увидел, что он пересыпает из ладони в ладонь кучку фиолетовых блестящих кристаллов.

Один человек в кожаном жилете с блестящими стальными накладками взял у Конана меч и кинжал. Киммериец, хотя он и был поражен, постарался запомнить черты лица, снаряжение и цвет бронированного жилета. Он хотел сразу обратиться к нужному человеку, когда настанет время забрать свое оружие.

— Вам не причинили вреда? — спросил он Акилу, не обращая внимания на колдуна.

— Ты же видишь нас. Мы в порядке, разве что несвободны. Конан, это ты закрыл за нами ворота?

— Да, — признался он. — Я хотел, чтобы вы оторвались от них. Я думал, что сейчас вы уже далеко от города.

— Как видишь, — ответила она, — тебе можно было не беспокоиться. — Кроме тоски в ее голосе, Конан уловил какой-то новый блеск в ее глазах, когда она смотрела на него. — Я бы запретила тебе это делать, если бы знала.

Конан криво усмехнулся.

— Поэтому я ничего и не сказал. Я не был настроен на спор.

— Мои отважные друзья, — тихо сказал Арсаций, — простите мне мою неучтивость. У вас еще много времени для того, чтобы наговориться, так что придержите пока свои языки. У меня же, напротив, здесь есть дело огромной важности. Идите за мной.

Он дал команду своей свите, и пленников повели, что, как с огорчением заметил Конан, становилось уже привычным. Он оглянулся и увидел в приоткрытых дверях толпу людей в масках. Ему показалось, что он узнал среди них Аббада. Конан понимал, что с наступлением ночи жители подземного города выйдут из храма, но не видел причин, по которым ему следует предупреждать своих новых стражей.

— Где Амрам? — произнес Конан уголками рта.

Акила пожала плечами.

— Я не видела его, после того как мы покинули храм. Он вполне мог остаться внутри.

Конан удивленно покачал головой. Этот человек скользкий, как угорь.

Акила взглянула наверх.

— Несколько дней назад я бы не поверила, если бы мне сказали, что я буду рада увидеть солнце. Но перспектива остаться жить под землей подействовала. Хотя я и в плену, но видеть солнце как бальзам для меня.

— Потише там! — строго сказал Владиг.

— Будь учтив с теми, кто лучше тебя, собака! — презрительно бросила ему Акила. — Если бы ты был достоин целовать мои ноги, я бы на тебя плюнула.

Владиг зарычал и схватился за рукоять сабли, но Арсаций произнес лишь одно слово, очень тихо: «Владиг». Он тут же успокоился и отвернулся от пленников. Конан и четыре женщины рассмеялись при виде смущения Владига. Это было хоть какой-то компенсацией за постоянное унижение в течение стольких дней.

Когда они пробирались по городу, подобному лабиринту, Конан начал обращать внимание на дома вокруг и заметил, что что-то изменилось. Он толкнул локтем Акилу и кивнул в сторону верхних этажей зданий. Руки им не связали, но он не хотел делать явных жестов. Она посмотрела наверх и увидела то, что заметил Конан.

Когда они впервые шли по невообразимо древнему городу, он казался нетронутым, будто никогда не знал жителей. Омия объяснила, что ночные бригады рабочих поддерживают город в таком состоянии с тех пор, как жители ушли в подземелье. Теперь же что-то изменилось. Звезда, полумесяц и другие блестящие украшения куполов исчезли, да и сами купола имели повреждения. Некоторые были разбиты, будто кувалдами, другие же казались оплавленными. Маковки исчезли, а камень, стекло, керамика и позолоченная бронза были каким-то образом разжижены, стекли и застыли блестящей массой, будто затвердевшая лава.

Осквернение явно проходило планомерно, словно кто-то, начиная сверху, разбирал город камень за камнем, кирпич за кирпичом, черепицу за черепицей. Разрушение при помощи кувалды и молота Конану было еще понятно, но то, что могло растворить такие твердые вещества, говорило о присутствии чего-то такого, о чем киммериец предпочитал не думать.

Паина толкнула его и свою царицу, когда они шли переулком. Там валялись тела и растерзанные части тел. Наиболее полно сохранившиеся останки имели одежду и маски подземных жителей. Некоторые из них, возможно, являлись рабами, остальные оказались растерзаны так, что трудно было что-то сказать. Конан вспомнил об обнаруженном им в пустыне погибшем племени. От тел поднимался невыносимый запах разложения, и в любом обычном городе в воздухе гудели бы тучи мух. Это, решил Конан, останки ночной ремонтной партии.