Джон Робертс - Степная царица

— Если это опалы, — многозначительно произнес Конан, — то ты хорошо устроился на весь остаток жизни.

— Вы же, конечно, не лишите меня этого маленького утешения?

Конан рассмеялся.

— Нет. Сейчас мне нужна лишь река.

Они продвигались по погрузившемуся в темноту городу, который освещали теперь лишь тускло мерцающие грибы. Жители города сидели на корточках, сжавшись кучками и объятые ужасом, и оплакивали злую судьбу, обрушившуюся на их древний город.

— Уходите! — крикнул им Конан. — Если у вас есть дух, чтобы жить, бегите к реке. Джанагара больше нет!

Никто не обратил на него ни малейшего внимания.

Запах реки становился все сильнее, и наконец Амрам вывел Конана и женщин в гигантскую естественную пещеру, где черная вода текла широким медленным потоком. При свете огромных шарообразных скоплений светящихся грибов они увидели грубый каменный причал, к которому был привязан длинный плот из бревен с хижиной из веток в центре. Рядом с плотом находилась большая долбленая лодка. На плоту стояли четверо маленьких коричневых человечков, которые принялись вдруг дико жестикулировать и осыпать подошедших вопросами.

— Жители реки, — объяснил Амрам своим спутникам. — Их удивляет суматоха и то, что погасли факелы. Боюсь, что мне придется сказать им, что их торговля с Джанагаром подошла к концу. Нет, пожалуй, подожду, пока не уберемся отсюда подальше.

Он принялся беседовать с низенькими человечками на неизвестном Конану языке. Человечки скоро успокоились.

— Куда выходит эта река? — спросил Конан.

— Это петля одного из рукавов Стикса, — сказал ему Амрам. Он указал налево. — Вверх по течению, там, где живут эти люди, она проходит под горной грядой, появляется на поверхности и впадает в Стикс где-то между Пунтом и Кешаном. — Он указал рукой направо. — Вниз по течению она снова вливается в Стикс недалеко от великого изгиба, там, где на южном берегу лежит Стигия, а на северном — земли, на которые предъявляет свои права Шем. Эти люди приходят сюда, продают свои товары, включая и дерево, из которого сделан плот, и возвращаются домой в долбленке. Я собираюсь отправиться с ними и вернуться в свой родной Кешан. Я думаю, мы все поместимся в лодке.

— Нет, — сказал Конан. — Мы сядем на плот. Могу поспорить, что в Шеме сейчас война, и там найдется место хорошему воину. — Он взглянул на Акилу, и та улыбнулась.

— Да, прямо сейчас мне не хочется смотреть на заросшие джунглями земли черных людей. Я отправлюсь на плоту, — объявила она.

— Тогда прощайте, друзья мои, — сказал Амрам, залезая в долбленку. — Через три дня вы снова увидите солнце. — Он покачал головой. — Когда в мире столько дураков, подлецов и трусов, почему именно я должен был встретиться с двумя настоящими героями?

— Тебя не любят твои боги, Амрам, — сказал Конан. — Но пусть они все равно хранят тебя. Прощай.

Коричневые люди забрались в долбленку и взяли весла. Через несколько минут они скрылись из виду.

— Уходим, — сказал Конан.

Они вошли на плот, женщины взяли шесты, а Конан мечом перерубил канаты, которыми плот был привязан к причалу. Шестами они оттолкнули плот на середину реки и, когда течение подхватило его, положили шесты. Шум города постепенно удалялся. Вскоре они вышли из огромной каверны и оказались в пещере поуже, но все равно просторной. Грибы над головой стали встречаться все реже.

На корме плота находился ящик с землей для костра и поленница дров. Кремнем киммериец высек искру, и вскоре у них горел костер. Дымное оранжевое пламя казалось явно чистым после неестественного освещения подземного города. Акила подошла и встала рядом с Конаном.

— Паина, — сказала она, — займись костром. Если плот слишком близко подойдет к стене, оттолкнись шестом. У меня с Конаном есть дело в хижине. Не беспокой нас.

Паина оглядела киммерийца сверху донизу без всякой доброжелательности. Затем она произнесла самую длинную речь, какую слышал от нее Конан.

— Моя царица, я отдаю должное этому огромному уродливому зверю за оказанные тебе услуги, но я уже говорила тебе, ты слишком мягко обходишься с мужчинами.

Они вошли в хижину. Хижина была грубой и не имела никакой обстановки, но до этого им не было дела. Акила расстегнула свой пояс, и ее оружие упало на бревна вместе с оружием Конана. Она потянула за шнурки, державшие ее скудную одежду.

— Три дня, — сказала она. — Что мы успеем за три дня?

— Больше, чем обычные мужчина и женщина, — ответил Конан, развязывая на себе одежду. — Как говорил Амрам, мы герои!

Затем они бросились друг на друга, будто спаривающиеся тигры.

Все стояли на северном берегу и смотрели на то, как плот уплывает вниз по течению к Западному Морю. Киммериец потянулся, радуясь свежему чистому воздуху и солнцу, которое не палило здесь, как в пустыне. На юге они могли различить пирамиду, в которой похоронен какой-то забытый стигийский царь. К северу, востоку и западу, насколько видел глаз, простирались поросшие травой равнины.

— Пойдем туда, — сказал Конан, указывая на запад. — Если там не идет война, то я не знаю Шема.

— Нет, — ответила, грустно вздохнув, Акила. — Я пойду туда. — Она указала на север.

— Почему? — Конан удивился. — А что там?

— Моя родина. Хочу еще раз посмотреть на своего сына. И хочу вернуть себе трон. Я буду драться с Бризейс. Все мои степные сестры, кроме Паины, погибли из-за нее. Теперь время погибнуть ей.

Конан стоял будто пораженный громом.

— Ладно, тогда я тебе помогу.

Акила покачала головой.

— Нет, Конан. Это безнадежно. Когда я снова сделаюсь царицей, рядом со мной не будет места мужчине. — Она грустно улыбнулась. — Мы бы не смогли долго пробыть вместе, ты это и сам прекрасно понимаешь. Мы герои, а два героя не могут жить под одной крышей. Не прошло бы и года, как мы вцепились бы друг другу в глотки. Прощай, киммериец.

Акила склонилась вперед, поцеловала его, затем повернулась и зашагала на север, сопровождаемая своей последней подругой.

Конан стоял и смотрел, пока обе фигуры не скрылись из виду.

— Прощай, моя царица, — прошептал он наконец.

С суровым выражением на лице он повернулся и пошел на запад. Далеко позади него вечные пески пустыни засыпали развалины Джанагара, города Опаловых ворот.