Ирина Анненкова - Мой личный чародей

Собравшиеся негромко заворчали. Это что же, всё? А как же обычай почтить?! Первый (хи-хи!) поцелуй молодых должны увидеть все гости!!!

Неохотно распрямившись, Дар приподнял мой подбородок и поцеловал, поначалу лишь едва касаясь моего рта своими твердыми губами, а затем вдруг с такой страстью, что даже удивительно, как это вокруг нас не вспыхнул воздух. "Гости" умиротворенно вздохнули.

Тем временем Дар подхватил меня на руки, благодарно кивнул отцу Недану и зашагал к выходу. Согласно обычаю, жених был должен перенести невесту хотя бы через порог храма, что порой, при разнице в весе в пользу невесты, представляло известную сложность. Однако чародей не ограничился какими-то там ступеньками. Пройдя мимо удивленного Пилигрима, который доставил нас сюда на своей широкой спине, мой муж, так и не выпустив меня из рук, под веселый колокольный перезвон зашагал в сторону села. Недоумевающий конь побрел за нами.

Высыпавшие на улицу селяне весело загалдели. Вот ведь какой молодец! Решил невесту до самого дома донести! Такое нечасто случается! А вот теперь бы, чтобы уж до конца уважить все традиции и обычаи, надо закатить пир на весь мир, а затем, хорошенько всё это дело отпраздновав, этим самым всем миром проводить молодых прямо в опочиваленку!!

Мы с Даром переглянулись и дружно захохотали.

— Мьа-а-аууу!!

— Эгей! Подождите! Самого главного забыли! Кота-то, кота своего возьмите!

Замешкавшийся где-то позади людей Степка змеей вывернулся из-под ног той самой бдительной бабы и под смех ратников рванул вслед за нами, явно намереваясь разбавить наше уединение и снова прокатиться на моих руках. Однако задумка не удалась. К моему удивлению, князь Гордята сноровисто подцепил под пузо проносящегося мимо него кота и закинул к себе на плечо.

— Тут посиди, — велел он оторопевшему Степану, на всякий случай придерживая того рукой. — Я тебя сам донесу.

Из-за плеча Дара я с наслаждением наблюдала за недовольной и растерянной Степкиной мордахой. С одной стороны, наглец, посмевший не пустить его к любимой хозяйке, заслуживал немедленной и суровой кары. С другой — а когда ещё доведется проехаться верхом на самом наследнике престола, будущем великом князе всей Синедолии?!

Победило тщеславие.

Посреди улицы, на единственном подсохшем пятачке, нас встретил староста с нарядным караваем и деревянной солонкой. Вот это проворство, восхитилась я, ведь дядька совершенно точно был в храме! А не успела служба закончиться — и он уже тут как тут! Силен.

— Милости просим, — бормотал мужичок, истово глядя прямо перед собой и тыкая в Дара хлебом-солью, — милости просим! Извольте откушать!

Откушать соизволил нерастерявшийся Пилигрим. Хлеб-соль был аккуратно выдернут из рук растерявшегося старосты и немедленно ополовинен. Вторая половина у недовольно фыркающего жеребца была отнята вреднющим жадобой-хозяином, не дающим маленькому конику слегка подзакусить между завтраком и обедом. Сам, поди, слопать решил…. Пилигрим обиженно толкнул Дара носом и отвернулся.

— Спасибо, — улыбнулся чародей, ставя меня на землю. — Нам бы хотелось, чтобы у жителей Запутья сегодня тоже был праздник. Вот, распорядись, пожалуйста.

— Премного благодарны, князь-батюшка, — растерянно забормотал староста, принимая из рук Дара сытенький, приятно позвякивающий мешочек. — Не извольте беспокоиться, всё будет сделано в лучшем виде. А… что же вы?

— А мы — в лес, — терпеливо сообщил чародей, пытаясь обойти мужика.

— А… откушать? — заметно растерявшийся дядька качнулся в ту же сторону, намертво перекрыв для движения перешеек между лужами.

— Сперва — в лес, — Дар начал раздражаться.

Я хихикнула: в отличие от мужа, я прекрасно понимала, что именно сейчас происходит в многомудрой старостиной голове. Ведь для любого селянина свадебный пир — дело святое, образующее нерасторжимый тройственный союз с собственно венчанием и торжественными проводами молодых в опочивальню. Да ни одному нормальному человеку даже в голову не придет, что свадьба может состояться без пира! Это ж какая черная обида всему обществу! И всё едино, кто бы ни женился, сельский голова или пастух. Плевать, что пришлось продать последнюю свинью, а в соседней деревне, откуда на свадьбу приехало человек двадцать невестиной родни, уже три дня, как объявилась зловещая черная лихорадка. Застолью — быть!!

А тут — цельный князь, да ещё и вроде как наместник, с какого-то звону решил обвенчаться в Запутье. С кого потом спросят, что порядок не соблюли? Правильно, с него, со старосты Шукши! Эх, надо было не торопиться и назавтра в ножки падать. В конце-то концов, прожили же они целых полгода около Проклятой рощи — и от ещё одного дня не заболели бы!

Но князь — на то и князь, чтобы у него всё было не как у людей. А этот ещё и колдун в придачу. С любопытством выслушав, что ему там нашептывает посмеивающаяся невеста (а ничего такая девка, только тощая; и вроде, тоже чаровать обучена), он перестал раздраженно хмуриться, однако идти и немедленно начинать откушивать отказался наотрез. Правда, с понятием человек оказался, даром что благородный: дал ему, старосте, ещё один позвякивающий мешочек, даже побольше первого, и велел не скупиться. А они сами, дескать, попозже подойдут. Может быть. Тьфу!

К походу в зачарованный лес — а то, что он зачарован, не вызывало у нас больших сомнений — мы подготовились основательно: выгребли все, какие только нашлись, обереги и амулеты, а также придирчиво перебрали имеющееся у нас заговоренное оружие. Ну, и обулись со всей тщательностью — а вдруг удирать со всех ног придется?

Но прежде всего, привели в чувство упившегося накануне эльфа и сопутствующего ему гнома. Унгор-то, думаю, был куда как привычнее к крепким напиткам, нежели утонченный Аллардиэль. Однако бородач, похоже, добрал количеством. По крайней мере, личики у наших нелюдей были одинаково зелеными. Прогулка в храм окончательно подорвала их хрупкие силы.

Сварить противопохмельное зелье — дело нехитрое, было б из чего. Кое-что я, конечно, прихватила из эльфийского леса. Недостающие же компоненты пришлось искать среди скромных припасов Малуши. Молодая женщина поспешно и несколько рассеяно предоставила их в моё распоряжение, а сама с недоверчивым изумлением вновь принялась исподтишка разглядывать Ала. Даже в своей помятой и похмельной ипостаси поганец на людской взгляд был так хорош собой, что и в самых верных и любящих женах возбуждал, по меньшей мере, м-м-м… ну, скажем, совершенно необоримое чувство прекрасного! Вот примерно как красивый закат над рекой.