Татьяна Устименко - Принц для Сумасшедшей принцессы

– Вывод напрашивается сам собой. – Де Грей досадливо топнул ногой. – Знания калечат человека. Мы ведь сюда прибыли не ради подтверждения правдивости выводов какого-то чокнутого орочьего летописца, а на поиски Ульрики…

– М-да-а-а, – делано равнодушным тоном протянул дракон, гневно перекатывая лапой приличных размеров камень и пытаясь сдержать закипающее в нем негодование, – у меня, конечно, имеется превеликое множество недостатков, но самый главный среди них – такой: я не умею общаться с дураками…

– А под дураком ты, естественно, подразумеваешь меня? – изображая на лице скуку, вежливо осведомился барон.

– Ну не Ланса же! – издевательски выдал Эткин, одним нажимом когтя превращая в каменную крошку ни в чем не повинный валун. – Генрих, ты если начинаешь тормозить, то уже не можешь остановиться…

Сильф разъяренно встопорщил усы, становясь похожим на сердитого и драчливого кота:

– В отличие от тебя я не отношусь к идеалистам и четко понимаю – в нашем мире хватает зла, бороться с которым нужно отнюдь не добром, как ты только что нам заливал, и не цитатами из морально устаревших трактатов!

– Так ты сторонник насилия? – испуганно пискнул Ланс, прячась от греха подальше за мощную спину орка.

– А я сюда не конфеты раздавать пришел, – предупреждающе ощерил зубы Генрих, – по примеру Эткина, да ждать, когда обожравшееся сладостей зло соизволит сдохнуть само. Со злом нужно бороться решительно, вовсю применяя грубую силу…

– Ага, – саркастично фыркнул дракон, по-собачьи усаживаясь на задние лапы и складывая передние на своем впалом животе, – вот мы и коснулись самого животрепещущего вопроса: можно ли бороться со злом насилием?!

– А че, нельзя разве? – искренне удивился орк. – Так, это, на всех злыдней конфет точно не напасешься…

– Зло так сразу не убить! – осуждающе покачал головой рассудительный Марвин. – Оно – живучее!

– Вот именно, – наставительно рявкнул крылатый философ, выпуская струйку дыма. – Поэтому страшно даже представить, что сделает с нами недобитое, оклемавшееся после изнасилования зло…

Генрих со стуком уронил на камни свою рапиру:

– Раздери меня гоблин, но, кажется, ты прав…

– Угу, – расплылся в радостном оскале дракон. – Поэтому пусть со злом борется тот, кому от рождения предназначено заниматься сим нелегким делом…

– Ульрика? – ошалело вытаращился Генрих. – Она?

– Вот и конфеты заодно сэкономим! – успокаивающе улыбнулся Марвин, протягивая благодарно заморгавшему полукровке сахарного петушка на палочке.

– И что ты предлагаешь предпринять дальше? – спросил у дракона куда более сдержанный в проявлении эмоций Огвур.

Дракон довольно хмыкнул:

– Как обычно, объединить приятное с полезным. Генриху не терпится найти Ульрику, тебя интересует судьба Храма Розы, а мне нужны бесследно исчезнувшие драконы. Марвину до смерти любопытно, что за тайны скрывает мир богов, а Лансу хочется новых впечатлений. Полагаю, все наши желания в итоге удовлетворятся, ибо они связаны между собой незримой нитью судьбы…

– Ишь ты, опять разумничался, – чисто для проформы буркнул совершенно успокоившийся де Грей. – Если знаешь, куда идти и что искать, тогда не болтай, не трать время попусту, а просто веди нас за собой…

– Ой, – жалобно захныкал мгновенно управившийся с леденцом полукровка, – опять куда-то идти? Сколько же можно-то… Бедные мои ножки!

– Поплывем, – великодушно предложил дракон, опускаясь на воду и приглашающе сворачивая крылья на спине так, что они образовали вполне удобное сиденье. – В одной старинной книге я вычитал умную фразу: все дороги ведут в Рим. А теперь мне представилась уникальная возможность проверить – куда же ведут реки?..

В очередной раз устроившись на давно уже ставшей привычной драконьей спине, Генрих предался безрадостным размышлениям. Он прекрасно осознавал, что складывающаяся ситуация гоблински ему знакома, поэтому и одолевающие сильфа мысли также текли по накатанному, изрядно наболевшему руслу…

«Сердце не обманешь, – печально констатировал барон. – А любовь нелюбовью не вышибешь». Его скоропалительный брак, предназначенный стать лекарством от тоски по Сумасшедшей принцессе, гвоздем засевшей в душе де Грея, оказался сущим наказанием. И это еще мягко выражаясь… Удача при выборе спутника жизни заключается в том, чтобы, вслепую сунув руку в бочку со змеями, вытянуть ужа… Но Генриху не повезло – он промахнулся… Тоскуя по недостижимой, словно звезда, Ульрике, он глупо рискнул и вытащил настоящую гадюку! И вот эта-то самая змеюка теперь неторопливо выедала ему сердце, вытравляя из него все радости, шалости, да и само желание жить тоже. Когда боги хотят наказать мужчину за какие-то грехи – они насылают на него сварливую, глупую, себялюбивую женщину. А кары страшнее немилой жены в мире не существует!

Сначала Генрих посчитал спасение Лилуиллы своей величайшей победой, призванной пробудить ревность Сумасшедшей принцессы. Но, как известно, победитель плачет дважды – от радости победы и от горечи ее плодов. Сию немудреную истину барон вкусил в полной мере. Теперь женщины рисовались ему карающим бичом, способным разрушить все и вся. А вы хоть раз задумывались над тем, почему ураганы называют женскими именами? Да потому что вначале они загадочны и прекрасны, а потом буквально вытряхивают из вас душу, разрушают ваш дом и вносят в ваше некогда размеренное существование ужасную неразбериху и хаос. При этом женщины искренне считают себя скромными и тихими овечками, ибо любая из них скорее покается в совершенных ею грехах, чем признается в своих слабостях и ошибках. Впрочем, по части повторения уже совершенных ошибок мужчины ненамного отстали от прекрасной половины человечества, с не менее завидной регулярностью наступая на ими же самими разбросанные грабли. И в этом Генриху еще предстояло убедиться в будущем…

Ничего в этой жизни не дается нам настолько дешево, как хотелось бы. А особенно – счастье, за даже временное достижение которого приходится платить непомерную цену. Как и за любовь, кстати. Но стоит ли ставить знак равенства между словами «счастье» и «любовь»? Наверно, Генрих и сам плохо понимал, что конкретно так сильно влечет его к Ульрике, – ведь она никогда не являлась тем образцовым и безмерно идеализированным эталоном, столь дорогим каждому мужскому сердцу. Она никогда не была сексапильной кокеткой или отменной хозяйкой, не обладала покладистым характером или воспеваемой в балладах девичьей скромностью. Не отличалась робостью сизокрылой голубки и не благоговела перед мужским авторитетом. Напротив, она дралась как бретер [59]и ругалась скабрезнее сапожника. Она мыслила не по-женски объективно и не стеснялась отстаивать собственную точку зрения. Она не увлекалась нарядами, не кокетничала, да и готовить вряд ли умела. Но при этом она всегда оставалась только сама собой, производя впечатление на редкость целостной, гармоничной натуры – невозможной, невероятной, бесподобной Сумасшедшей принцессой. Той, ради которой Генрих бросил пребывающую на сносях жену и ударился в самые головокружительные приключения. И все ради одной-единственной цели – увидеть ее, помочь ей…