Вероника Иванова - Звенья одной цепи

– Ты не думай, я не против тебя и всего прочего, вот только… – Командир перешагнул через подозрительно выглядящую кучку грязного снега. – Проку от таких, как ты, здесь не будет. Беды бы не было, и то хорошо.

– Беды?

– Ты среди нас, да и здешнего люда, как белошвейка среди нищенок.

Слишком заметен? С этим ничего не поделаешь. Вернее, я сам ничего не хочу предпринимать, чтобы стать похожим на своих спутников. Наверное, остатки гордости не позволяют. А может, злость? Растворяться в тумане Сальных кварталов я не собираюсь. Пока особой надобности нет.

– Не знаю, как и чему вас учат, только ходить по грязным переулкам – не то что топтать ковры зажиточных домов.

Верно. С радостью согласился бы и подтвердил, если бы это от меня требовалось. Только командир имеет в виду одно, а на деле трудность совсем иная.

Суть действий сопроводителя состоит в постоянном наблюдении за окружением и сравнении увиденного, услышанного, прочувствованного с воспоминаниями о том, как все выглядело вчера, десяток и сотню посещений назад. Конечно, если в самый первый раз тот же купец мялся и жался или лебезил, выторговывая снисхождение, а потом успокаивался, уверившись, что больше какого-то предела податями его не обдерут, трудно принять за образец и первую, и вторую, и даже третью встречи. Сопроводитель нарабатывает опыт постепенно: при поступлении на службу он знает только то, чему его научили наставники, а в расцвете сил способен за несколько минут составить представление о совершенно незнакомом месте и населяющих его людях. Пусть не полное и не проникновенное, но достаточное, чтобы уберечь Ведущего от какого-либо вреда.

Что же касается улиц, все намного сложнее. Прохожий с перекошенным от злости лицом не обязательно что-то злоумышляет, а притулившийся у стены нищий вовсе и не спит, как может показаться на первый взгляд. Впрочем, со временем я бы выучил назубок и все местные особенности, но… Зачем? Второй раз в Сальных кварталах мне побывать не доведется. И потому, что слишком мало времени осталось носить камзол сопроводителя, и потому, что еще одной глупости, подобной вечерней, допущено не будет.

– А правда, ваш брат ни жары, ни холода не боится? – встрял в разговор долговязый.

– Правда.

Опять же с целым возом оговорок. Но героев, равных мне, в понимании вопрошающего, конечно, найдется мало.

– И голыми руками может, скажем, с волком справиться?

– Может.

Хотя и не полезет без особой надобности сопроводитель без оружия в пасть ни к волку, ни к другому зверю, особенно двуногому.

– И…

– Тебе заняться нечем, Еме? – грустно спросил командир, и пыл патрульного резко поуменьшился.

Жара, холод… Их не нужно бояться, пока твое тело напичкано изнутри и снаружи странно пахнущими и еще страннее действующими зельями и притираниями. Благодаря трудам Цепи одушевления о сопроводителях и впрямь ходят легенды, но без своих хитрых уловок мы самые обычные люди, не сильнее и не выносливее простых пехотинцев. А стоит лишь перестать пользоваться снадобьями Гирма, и…

Мрачная картинка, возникшая в воображении, заставила меня содрогнуться. Ведь какая-то пара недель, самое большее месяц, и я лишусь всех чудесных свойств, к которым привык, как к родным. Что тогда? Нет, беспомощным младенцем не стану, разумеется, но прежний отпор противникам дать уже не смогу. Кому тогда буду нужен? Разве что городской страже. Вот только староват я уже, чтобы начинать с низов. А если вспомнить, что юнцы любят задираться по поводу и без, становится совсем печально. Надо срочно за что-то цепляться или… Или хотя бы остатки могущества потратить с толком.

Очередной открывшийся взгляду переулок напоминал собой вертлявую змею, невесть зачем извивающуюся между домами, и был заполнен людьми, собравшимися в группы и оживленно переговаривающимися в ожидании броска костей либо в попытке предсказать, что ждет игроков под прижатым к раскладному столику щербатым стаканчиком.

– Мы идем туда?

– Если понадобится, – ответил командир, прислушиваясь к людскому гомону.

И словно оправдывая его ожидания, поверх голов вдруг пролетело истошное, но едва-едва выделившееся из общего гула:

– Обокра-а-а-али! Держи вора!

– Вот теперь идем. Только не все и сразу. Еме, возьми сопроводителя и дуйте на следующую улицу: воришка туда выйдет, больше ему податься некуда. А мы отсюда его погоним.

Разделение сил показалось мне странным, потому что юный патрульный вряд ли был способен быстро пробраться сквозь плотные ряды игроков, и разумнее было бы отправить его в засаду при участии более опытного стражника. Но приказ командира – закон для подчиненных, и вскоре мы с долговязым уже стояли на брусчатке следующей улицы, безлюдной и тревожно тихой. А спустя те несколько минут, что понадобились бы второй половине патруля на достижение середины игорного переулка, я понял, чем было вызвано столь непонятное мне командирское решение.

Долговязый Еме вдруг начал приплясывать на месте, но только не от холода: слоев шерстяной ткани под мундиром было вполне достаточно для согрева при бодрой ходьбе от одной жаровни до другой.

– Слышь, друг, я того… Живот у меня скрутило, сил нет. Я мигом, а ты пока тут постой, подожди! – бормочущей скороговоркой выпалил мой напарник и юркнул в проулок, исчезая среди ночных теней.

Вот оно что. Трус. Жалкий. И обыденный, как умывание по утрам. Ну что ж, пусть прячется, только я тоже не буду стоять столбом посреди улицы.

Даже ночная темнота никогда не бывает одинаково непроглядной. Где-то она припорашивается пеплом лунного света, где-то разбивается бликами факельных огней, превращаясь в узорчатый ковер, частью которого очень легко стать, если чуточку плотнее вжаться в чехарду причудливых пятен.

Сделать шаг вперед и в сторону, поближе к стене дома, но не прислоняться, чтобы тень на каменной кладке не оказалась гуще, чем должна быть. Замедлить дыхание, чтобы облачка теплого воздуха, вырывающегося из ноздрей, не висели вокруг мутной кисеей. Расслабиться, отбросить прочь все мысли и просто… ждать.

Шаги шуршали совсем тихо, словно тот, кто шел, стопой обнимал каждый камень брусчатки, на который наступал. Осторожно и малозвучно, но не настолько, чтобы не было заметно: прохожий мечется от одной стороны улицы к другой, стараясь, впрочем, не покидать пятна теней.

Тот самый воришка? Наверняка. Спина согнута дугой и напряжена, руки чуть расставлены в стороны, а не прижаты к телу, что выглядело бы в холоде ночи куда естественнее. Не теряет бдительности? Молодец. Но он пройдет мимо меня, даже не вздрогнув.

Так, может, и позволить ему пройти? Одним ничтожным преступником больше, одним меньше – никакой разницы. Все равно у Боженки этого добра никогда не переводится. В лице и голосе командира патруля ведь не читалось особого рвения, когда он отдавал приказ. Да и отправляя меня вместе с Еме, он заранее знал, что долговязый трус никого ловить не станет, а я…