Вероника Иванова - Звенья одной цепи

Остановить самоубийцу успел бы только демон. Ну, может быть, еще охотник на демонов. А мне и градодержателю оставалось только беспомощно смотреть, как следующим же движением страж вонзил длинный узкий нож себе под подбородок. По самую рукоятку.

Губы Марис снова шевельнулись в беззвучной молитве, столь же короткой, как та, которой была напутствована в последнее странствие Оллис, а следующая фраза была обращена уже не к мертвецу, а к вполне живому человеку:

– Теперь можете выдворить из города и меня.

Градодержатель растерянно моргнул:

– Зачем вы приказали ему умереть?

– Он мог выбирать. И выбрал возвращение на прежний путь.

– Какой еще путь?!

Вместо ответа Марис на мгновение прикрыла глаза, словно сосредотачиваясь, и над нашими головами густо-синим росчерком прямо в воздухе возник пылающий круг, рассеченный пополам чем-то вроде клинка. Юноша благоговейно приоткрыл рот, и я тоже поймал себя на мысли, что таращусь на явленное чудо, как малолетний ребенок. Двуединые знаки являлись только по особым праздникам и только в кумирнях, но чтобы вот так, запросто, в комнате гостевого дома…

– Эта женщина – сестра и брат мне по вере. Она ослушалась заповедей и сошла с назначенного пути, увлекая за собой еще одну заблудшую душу. Меня направили, чтобы вернуть беглецов в лоно веры. Так или иначе.

Пожалуй, тон, которым все это было произнесено, сделал бы честь даже моему знакомому золотозвеннику. А меня заставил задуматься, насколько могущественной была Марис на самом деле. И нуждалась ли в моей помощи хоть когда-нибудь.

Она-он, словно уловив мои мысли, успокаивающе улыбнулась:

– Мне дана власть лишь над теми, кто верует.

Лучше бы не говорила. Что ж, получается, я даже в верующие не гожусь?

– А теперь, если позволите, я должна позаботиться об их телах должным образом.

– Да-да, конечно… – пролепетал градодержатель.

– И не откажусь, чтобы ваши помощники оказали содействие и мне.

Юноша послушно закивал, получив сей недвусмысленный приказ, а я, рассудив, что до меня больше никому нет дела, выбрался из пропахшего кровью дома на свежий воздух.

Человеческая жизнь стоит немногого. Иногда всего лишь одного удара. Иногда – взгляда. И обрывается в самый неожиданный момент, словно натыкаешься на невидимую стену и расшибаешься. Намертво. Твой путь прерывается, когда вокруг все только начинает разбег. Еще несколько дней, и весна полностью вступит в свои права, а потом будет лето и далее, далее, далее… Интересно, те, кто останавливается, жалеют, что не увидят следующий рассвет? Или, напротив, радуются, что избавлены от созерцания повторения одного и того же?

Оллис хотела стать целой. Так сказал охотник. А может быть, цельной? Не представляю, каково это, быть одновременно и мужчиной и женщиной. Или представляю? Наверное, это чем-то похоже на желания, борющиеся друг с другом, вроде тех, что посетили меня. Но когда они рано или поздно сталкиваются, не остается ничего, кроме осколков, и не дать затеряться на образовавшейся пустоши способен только… Долг.

Если бы меня не вело что-то, мне самому не подчиняющееся, все могло бы сложиться иначе. Я уступил бы чарам красавицы.

И был бы счастлив.

До смерти.

Ну или, по крайней мере, до сумерек, подобравшихся к моему сознанию и телу совершенно незаметно. Неужели все это время я был на ногах? Похоже. Гудят и ноют. Зато привели меня туда, куда и следовало, пусть и не на первом же большом круге.

Трапезный зал гостевого дома был уже наполовину заполнен ожидающими ужина, но лица купцов заметно изменились по сравнению с прошлым вечером. Я подумал было, что зашел не туда, проходя к лестнице. Только Натти по-прежнему лежал на кровати, закрыв глаза. Правда, не спал, потому что спросил сразу, лишь я перешагнул порог:

– Как день прошел?

Я перебрал в памяти все события, так или иначе коснувшиеся меня, и честно сказал:

– Мимо.

Рыжий улыбнулся:

– Так бывает.

– Угу.

– Но оно и к лучшему, а?

Может быть, ты и прав. Вот только обидно, что все мои попытки действовать по собственной воле снова провалились, оставив в голове какую-то недоваренную кашу из обрывков мыслей.

– Ужинать будешь?

– Что-то не хочется.

Натти приоткрыл один глаз и, судя по тому, что ржавчина приобрела прежнюю яркость, можно было заключить: мой помощник чувствует себя вполне здоровым.

– Это еще почему?

– Да так. Нахлебался сегодня. На год вперед.

Рыжий хохотнул, садясь на постели:

– Ой, не зарекайся!

А чего я еще не видел? Демоны были. Прибоженные были. Теперь осталось только Дарохранителя живьем встретить. Правда, вряд ли он сможет меня чем-то удивить. Он-то всего лишь человек, пусть и вознесенный над всеми.

– Позволите войти? – робко осведомились из-за беспечно незакрытой мною двери.

Я обернулся, чтобы увидеть давешнего просителя об избавлении от похоти. Вот уж кого не ожидал снова приветствовать, так этого жадину.

– Зачем явились?

Он протиснулся между створкой и косяком, стараясь не касаться струганного дерева, бочком подобрался к столу и положил на самый краешек какой-то сверток.

– Что это?

– Как и договаривались. Все исполнено в точности.

Больше ничего спросить не удалось, потому что мужчина, боязливо оглядываясь, убрался обратно в коридор и засеменил вниз по лестнице. Я развернул холстину обертки и удивленно расширил глаза. Неужели здесь все цены на ближайшие торги? Быть того не может! Если только он не решил отомстить мне, подсунув неверные сведения. Проверить-то никак не получится. Сразу в печке сжечь, что ли?

Следующие шаги сопровождались шелестом пышных юбок. Сестра градодержателя не стала таиться, а распахнула дверь на всю ширину и вошла в комнату с видом полководца, сдающего свою армию неприятелю. На стол лег еще один сверток, намного более громоздкий, нежели предыдущий. Торжественно прозвучало:

– Ваша награда. – Не дав мне проронить ни слова, женщина повернулась и столь же гордо удалилась прочь.

Разворачивать новое подношение я уже не торопился. И потому, что знал, какие сведения в нем должны содержаться, и потому, что отчаянно не понимал происходящего.

– Они что, с ума все посходили?

– Почему ты так думаешь? – спросил рыжий.

– Она вполне могла бы не приходить. Меня собираются выдворить из города, так что какие могут оставаться между нами обязательства? Нужно было всего лишь подождать до утра и продолжать жить безмятежно.

Натти лукаво сощурился:

– Совесть ты в расчет не принимаешь?

– А что это такое?

Он расхохотался, хлопая ладонью по одеялу.

– Над чем смеетесь? Я тоже хочу, – заявила Марис, закрывая наконец-таки за собой многострадальную дверь. – И да, пока не забыла…