Светлана Багдерина - Срочно требуется царь

Вот она — народная любовь.

Сказал об этом Ивану — тот озаботился и изрек, что от этого можно получить торбу монет.

Или мешок денег?..

Или…

А, вспомнил!

Куль наличности!

Жаль только, я не догадался поинтересоваться, чего в этом в нашем положении плохого.

А Кондрат, кстати, обронил, что для этого какое-то другое, иностранное слово есть, и начинается оно еще так неприлично, вроде посылают куда не туда, но я не запомнил, и записать было некогда, поэтому не будем засорять родную речь.

Кстати, Бирюкча говорит, что у них теперь там дело пошло, и плоты будут пригонять каждые два-три дня. Так что, без дров народ на зиму не останется. И это радует."

Серафиме в эту ночь спалось плохо.

Вчера вечером, пожалев замученного, осунувшегося супруга, на интеллигентную физиономию которого с недавних пор пришло, чтобы навеки поселиться, болезненно-озабоченное выражение, она необдуманно дала слово провести этот день в государственных заботах бок о бок с ним.

Нет, конечно, она сначала отказывалась, горячо убеждая контуженого чувством ответственности Иванушку в том, что она предпочитает заботиться о государстве в охототряде, что пользы от нее в кабинете не будет ровно никакой, потому что одна мысль о государственных заботах на корню подавляет ее высшую нервную деятельность, и, не приведи всевышний, если вдруг этих мыслей окажется две… Но исполненный безмолвной мольбы взор любимого мужа безжалостно давил на жалость и скоро свел ее возражения на нет. И она пообещала остаться.

О чем сейчас и жалела.

С грустью осознав, что уснуть она всё равно больше не сможет, царевна осторожно выбралась из-под семейного тулупа семьдесят шестого размера, служившего им одеялом, потихоньку оделась и выскользнула в коридор.

Завтракать было еще рано, а откладывать неприятное было дальше уже некуда.

В кабинете временного правителя Царства Костей она присела на край стола, быстро пробежала глазами старательно исписанные Макаром листы гроссбуха, озаглавленного им "Книга жалоб и предложений", и со вздохом пришла к неновому, но от этого не менее неутешительному выводу, что первых за последние два дня поступило гораздо больше, чем вторых [28] Если быть точным, перевес был тридцать восемь к одному. Одно-единственное, очень короткое предложение было накарябано в самом конце последнего дня приема населения, заключалось в изобретательной переадресации всех жалобщиков страны и было яростно, с брызгами чернил и кусочками раздавленного пера, подписано самим Макаром. .

И половина из них была на распустившихся, распоясавшихся, потерявших всякое чувство меры разбойников.

"Пропавшие бараны в количестве семи человек… телега репы… штука сукна и девять валенков… ведро гвоздей и плотник… корова с теленком… шесть кадушек соленых огурцов… ограблен дипкурьер караканского ханства: незаконно изъят конь вороной шатт-аль-шейхской породы под красным седлом, кривая сабля, лук в позолоченном колчане со стрелами и депеша повышенной секретности с большой красной печатью… ограблен обоз из Сабрумайского княжества с крупой ячневой, гречневой и перловой… Другой — с копченой и соленой рыбой, триста сорок бочек… Еще один — с молокопродуктами… сыр… масло… простокваша…"

Простокваша!!!

Ёшкин кот!!!..

Ну почему торговать они едут куда попало, а жаловаться — к нам?!

Хотя, наверное, где платят, там и торгуют…

А жалуются там, где грабят.

"…Особые приметы: семеро антипатичных небритых личностей с топорами и арбалетами… Неповторимый устойчивый запах соленых с дубовым листом, хреном и семенами укропа, собранными на южном склоне Лысой горы в шесть часов утра пятого августа мужиком сорока трех лет, огурцов… Шестеро бородатых придурков с мечами… По башке стукнули, не помню… Конь вороной шатт-аль-шейхской породы под красным седлом, кривая сабля, лук в позолоченном колчане со стрелами… Пятеро с палицами, один с мечом… Одна нога в лапте, вторая — в валенке, из которого торчит хвост селедки, завернутой в бумажку с большой красной круглой блямбой… Если не записывать непечатные эпитеты, то особых примет ни у кого из пяти нет…"

Серафима представила себе абстрактную банду разбойников, рассевшуюся сейчас где-то в утепляемом на зиму уворованным плотником домике в лесу, поедающих перловую кашу с пареной репой, бочковым крупнокалиберным морщинистым огурцом, разложив соленую селедку на депеше повышенной секретности, и запивающих всё это великолепие простоквашей.

Желание завтракать отпало автоматически.

Так дальше продолжаться не может. Тридцать восемь случаев грабежа. Десять из них закончились душегубством.

С этим надо что-то делать.

Что?

Что-что…

Она вернула фолиант на прежнее место, и брезгливо стараясь не касаться провисшей от полувекового груза пыли шторы, выглянула в окно: во дворе седлал коней отряд истребителей разбойников, возвращавшийся на ночь в город для побывки, помывки и отчетности. Правда, побывка была короткая, помывка — холодная, а отчетность — более чем скромная. За все время истребить им не удалось ни одного злодея, потому что местные леса те знали лучше, чем их истребители, а напасть на вооруженный конный отряд из пяти человек с целью ограбления пока не пришло в голову даже самому дегенеративному любителю чужой собственности.

И тут царевну осенило.

Она исступленно затарабанила в стекло, не дожидаясь, пока гвардейцы обратят на нее внимание, звонко крикнула в пространство "Спиридон, стой!.." и бросилась вон из кабинета.

Пока она, задыхаясь и сгибаясь пополам от колотья в боку, выбралась из лабиринта коридоров и переходов управы, завернула за последний угол и домчалась до заднего двора, а потом — до парадного, истребители были уже в воротах.

— Мужики, стойте, стойте!!!.. — прохрипела она из последних сил.

— Что случилось? — встревожились гвардейцы.

— Пока ничего!.. Но скоро случится!.. У меня есть идея!!!

— Выкладывай.

Заскочить в управу, чтобы прихватить несколько ломтей хлеба на день и содрать с окна какого-то давно заброшенного кабинета бесцветно-пурпурную портьеру, было делом нескольких минут. Еще минут пять ушло на то, чтобы оторвать от нее полосу шириной в метр и обмотать ее вокруг талии в имитации юбки. Конечно, широкая тесьма и кисти по подолу несколько портили впечатление от обновки с точки зрения Серафимы, придавая царевне вид загранично-декадентский, но ради государственных дел она была готова смириться и с этим.

Через полчаса она со скрытно следующей на почтительном расстоянии группой поддержки была уже на базарной площади.

То, что площадь это была именно базарная, а не какая-либо иная, сообщала ржавая гнутая табличка, приколоченная к дому у этой площади расположенному. Ничто другое происхождение и назначение сего пространства, свободного от построек, сооружений, домашних животных, людей и товара, не выдавало.