Светлана Багдерина - Срочно требуется царь

— Самим душу воротит, ежели по совести-то…

— Токмо кому мы нужны такие… — поддержал товарок однорукий бородатый мужичок, оправдываясь и лихорадочно заталкивая кошелку в дырявый карман с таким усилием, что она начинала вылезать сквозь дыру.

— Ни два, ни полтора, как говорится… — пожаловался стоявший с ним рядом кривобокий одноглазый.

— А вот об этом мы сейчас и побеседуем, — уже с искренней улыбкой пообещала горожанам царевна. — Проходите, гости дорогие. Сейчас я распоряжусь, и на кухне нам чего-нибудь сообразят. А за накрытым столом и разговоры веселее.

Чумазый черноволосый мальчишка со злостью выдохнул зловонный холодный воздух и нехотя, словно ловец жемчуга без заветной живой перламутровой коробочки, вынырнул из гулкой полупустой утробы мусорного бака.

Три пары голодных карих глаз, не мигая, уставились на него в немом ожидании чуда, счастья или хотя бы заплесневелой горбушки, что, впрочем, на сегодня было для них абсолютно равнозначно. Хотя, если разобраться, горбушка туманно-абстрактное чудо и расплывчато-непонятное счастье все-таки по важности перевешивала.

— Ну?.. — тихо пискнула худенькая, почти прозрачная девочка, закутанная не то в армейскую палатку, неоднократно побывавшую под обстрелом, не то в поношенную слоновую шкуру.

Нет, она, конечно, понимала, что если Кысь молчит, когда вылез, не улыбается и не показывает добычу, то улыбаться, говорить и показывать нечего, но кто его знает, может, он просто решил сейчас над ними немного подшутить, хотя за ним это раньше и не водилось…

— Нету ничего, — угрюмо бросил мальчишка и стал неуклюже выбираться на свободу.

Самый маленький мальчик утер грязным кулаком нос, недоверчиво поглядел на сумрачного Кыся, страдальчески нахмурился, и вдруг заревел во все горло, словно прорвало дамбу горя и слез, и все беды мира хлынули разом на его чернявую невезучую головушку с оттопыренными холодными ушами.

— Тихо, Векша, тихо, ты чего, охрана прибежит! — испугано зашикала и замахала на него веточками-руками девочка.

— Пусть прибежит!.. — икал и всхлипывал мальчонка.

— Нас поймают! — присел перед ним на корточки мальчишка постарше.

— Пусть поймают!..

— К Вранежу отведут! — пригрозил Кысь и, ухватив пацаненка за рукав дырявого армячка размера на три меньше и лет на сорок старше его обладателя, стал тянуть его к потайному ходу в заборе.

— Пусть отведут!.. — ревел и упирался Векша, и ветхое гнилое сукно трещало и разъезжалось под пальцами брата. — Пусть!.. Пусть!.. Пусть отведут!..

— Он тебя сварит и съест! — прибег к последнему, самому убойному аргументу Кысь.

Такая возможность в голову малышу раньше не приходила.

Он в последний раз икнул, хлюпнул носом, мазнул рукавом по мокрым глазам и умолк, усиленно сосредоточившись. Поразмыслив несколько секунд над угрозой брата, Векша наморщил лоб и упрямо мотнул непокрытой патлатой головой:

— Врешь.

— А вот и не вру!

— У Вранежа на стеклянном блюде требуха баранья с черной кашей горкой навалена!.. и холодец в золотом тазике из ушей свиных!.. и яблоки моченые!.. и рыбы сколько хочешь! Хоть вареной, хоть жареной!.. И… и… — Векша задумался, напрягая всё воображение, представляя неслыханное и невиданное простым смертным изобилие на белой обеденной скатерти небожителя-градоначальника, — и черный хлеб скибками!.. Вот такенными!.. А посредине — молока топленого крынка, а в ней половник серебряный! И будет он тебе после этого меня лопать, как же!..

— Он тебя на десерт съест, с канпотом! — сердито пригрозил средний брат и потянул упрямца за другой рукав. — Пошли скорей!

— С канпотом булки едят узюмные, с… — буркнул Векша, но не успел добавить, с чем конкретно рисовались ему обмакнутые в канпот узюмные булки, как из-за угла выглянула усатая голова в блестящем шлеме и басом радостно воскликнула:

— А тут еще четверо!

— Стража!.. Бежим!.. — отчаянно выкрикнул Кысь, рванулся к тайному лазу под забором, метнулся обратно, чтобы поторопить малышню и оказался прямо в объятьях усатого охранника.

Двое его братьев и сестра уже трепыхались словно пойманные воробьи в мощных лапах трех других солдат.

— Пусти, пусти!!!.. — истошно орал и отбивался руками и ногами Кысь, но усатый стражник лишь довольно похохатывал и крепче сжимал обреченного на муки неизвестности мальчишку.

Через несколько минут солдаты доставили панически верещащий и вырывающийся улов в городскую управу и, пройдя по широкому пыльному коридору первого этажа несколько поворотов, внесли детей в небольшую, ярко освещенную разложенными на полках желтыми шарами и очень теплую комнату.

На полу ее кипел и булькал, исходя матовыми клубами пара, огромный котел, хоть огня под ним и не было. Рядом стояли чаны с холодной водой, выводок разнокалиберных ведер и пустое корыто размером с небольшую лодку.

— Принимай, матушка Гуся, еще отловили, на самом нашем заднем дворе паслись, короеды! — доложили стражники, гордо демонстрируя испугано притихших ребятишек сутулой старушке в коричневом платье с закатанными выше локтей рукавами и мокром синем фартуке.

— Вот молодцы, — ободряюще заулыбалась та. — У вас родители есть, детки?

— Сироты мы, — ожесточенно зыркнул на нее искоса Кысь.

— Ну, тогда мы сейчас вами займемся… — нараспев протянула она и махнула рукой отряду женщин, усталой стайкой присевших на длинную скамью у стены.

— Только меня тогда первым, — угрюмо глянул на старушку старший брат. — А их не трогайте. Они еще маленькие.

— Чего тебя первым? — удивился за ее спиной сморщенный старичок в накинутом на плечи заношенном армячке цвета ноябрьского болота и с пустым ведром.

— В-варить… — сглотнул сухим горлом Кысь.

"Здравствуй дорогой дневничок. Пишет в тебе (или в тебя?) некто Макар. Лично я считаю, что более дурацких слов придумать трудно, но Кондрат, который согласился учить меня грамоте, говорит, что самый лучший способ выучиться писать и излагать свои мысли — это вести дневник. То есть, книжицу, куда я буду записывать всё, что произошло со мной интересного. Или вообще интересного. Или просто произошло. Не обязательно со мной. А когда я спросил его, как такую книжицу вести, он ухмыльнулся как распоследний хмырь и сказал, что все, кто ведет дневник, должны начинать каждую запись вот этими словами. Может, он врет? Если выяснится, что да, я ему в чай как-нибудь насыплю соли с перцем, и тогда посмотрим, кто будет смеяться последним.

Кстати, первый раз сегодня видел, как Кондраха с Находкой поссорились. Ей обрыдло в пустом дворце сидеть, на горушке, от людского рода вдалеке, и она решилась комнатушку себе в управе подыскать, и там поселиться, как мы, пока вся эта неразбериха идет. Попросила своего спасенного помочь ей обустроиться, он пообещал, но тревога прошла, что разбойники на лавку в рудокопской слободе напали, он с мужиками побежал, да весь день за ними и пробегали. Не поймали, зато согрелись. А октябришна наша в обижданки ударилась — забыл. Я, конечно, как мог — пособил с переездом, а потом лекцию ей прочел про суровую необходимость и мужскую работу, но, по-моему, не проняло. Расстроилась деваха шибко. К чему бы это?..