Джеймс Клеменс - Дар сгоревшего бога

— Вы продолжаете меня удивлять, госпожа Хофбрин. — И снова уставился на трон. — Да, нужно очистить сердцевину нарыва. Выжечь из него яд. Противопоставить огню огонь.

Он шагнул к нише.

Девочка вдруг почувствовала страх. Не хотелось, чтобы мастер подходил слишком близко к нечистому огню… Но он остановился. Достал мешочек с порошком — тем самым, в который окунал факел. Развязал его и принялся сыпать порошок себе на голову, плечи, грудь, спину.

— Что вы делаете? — удивилась она.

— Для очищения такого места мало одного огня, — ответил Орквелл. — Кто-то должен войти в костер, в самое пламя. Это единственная возможность остановить ведьму. Сила, протекающая здесь, велика… одно касание — и будут выжжены полностью воля и разум, и человек подчинится тем, кто обитает в наэфире. — Он подошел к нише. — Видимо, именно это и произошло с Миррой. Случайно ли она забрела сюда или по чьей-то злой воле, но, сев на трон, тут же пропала навеки. Однако если на него сядет человек, который был очищен…

И снова Лаурелла поняла, о чем он говорит.

— Нет!

— Я должен. Другого пути нет. — Орквелл протянул ей свой факел. — Когда сяду, вы меня подожжете.

Катрин громко, перекрикивая зов рога, приказала:

— Еще огня! Несите факелы! Где масло?

Она ставила огневой заслон на шестом этаже. Нижние пять были уже потеряны. У защитников Ташижана осталось всего десять уровней, где и собрались уцелевшие.

Снизу, блистая доспехами, на которых играл свет факелов, поднялся Геррод, с горсточкой рыцарей в обгорелых плащах. Во время отражения ведьминой атаки им пришлось нелегко. Тот самый огонь, что отгонял черных хаулов, рассеивал и тени, лишая рыцарей укрытия и скорости.

К тому же их было мало — наверху по-прежнему шло сражение с духами ветра, силы приходилось дробить.

Миновав пикет, Геррод остановился рядом с Катрин.

— Это последние, — сказал он.

Рыцари, пришедшие с ним, зашагали дальше, наверх. Один нес на плече раненого — а может, мертвого — товарища. Тело того дымилось. Из-под плаща свешивалась обугленная рука.

— Разойдись! — закричали сверху.

На лестнице показались двое, катившие бочонок с маслом. Рыцари посторонились, помогли придержать его, чтобы не вырвался из рук.

— Если добавим еще огня, — озабоченно сказал Геррод, — как бы нам не спалить нижние этажи дотла. Штормовая рухнет…

У Катрин перед глазами встала обугленная рука.

— Лучше чистый огонь, чем порча Мирры.

И тут ужасный звук донесся снизу, исполненный отчаяния и муки.

Не крик человека. Не вой демона.

Ржание лошади.

…Когда духи ветра пошли на первый приступ, Катрин вспомнила о конюшнях. Жалкие тростниковые крыши были скверной защитой от крылатого воинства лорда Ульфа. Поэтому она переправила всех лошадей и конюхов на нижний уровень Штормовой.

— Коней мы вывести не смогли, — сказал Геррод. — Они отказывались подниматься по лестнице. Да еще столько факелов кругом… Главный конюший пытался прикрывать им глаза попонами, но лошади были слишком напуганы…

— А сами конюхи? — Катрин вспомнила, как те, не желая бросать своих питомцев, оставались с ними в холодных конюшнях.

Геррод покачал головой.

— Не знаю. Им велели уйти, но…

В последние полколокола царил такой хаос, что за всем уследить было невозможно.

— Я спущусь, — сказала Катрин.

— С ума сошла? — рассердился он.

— Она убьет лошадей. Нарочно, самым жестоким образом. Потому что знает, как я люблю их. И вдруг там остался кто-то из конюхов…

— Рисковать из-за них… — Геррод осекся. — Прости. Я не то хотел сказать.

Она коснулась его руки.

— Понимаю. Тем не менее все они достойные, добрые люди. Возьму с собой несколько рыцарей… всего лишь посмотреть, вдруг кто-то и впрямь остался.

Говоря это, Катрин знала, что так оно и есть.

Геррод, неподвижная бронзовая статуя, долго смотрел на нее молча. Потом сказал тихо:

— Иди.

Единственное слово, произнести которое ему стоило немалых усилий.

Катрин понимала это и никогда еще не испытывала большей любви к своему другу. В разрешении его она не нуждалась. Но в поддержке — всегда.

Она повернулась к рыцарям охраны.

— Бастиан, Тиллус. Пойдете со мной.

Те не стали задавать вопросов, сразу подошли. Оба носили знак Огненного Креста, но в этот день не раз уже успели показать себя отважными и искусными в бою. Катрин объяснила, что собирается сделать. Они кивнули, быстро подготовили необходимое.

— Вперед. — Катрин миновала пикет, повернулась к Герроду. — Отправь весть наверх, Аргенту.

Он поднял в знак понимания бронзовую руку. В следующий миг, шагнув за поворот лестницы, Катрин потеряла его из виду.

Здесь еще горели настенные факелы, но через несколько витков не осталось ни одного. Ступени уходили в глубокую тьму.

И хотя Катрин знала, что таится в этой тьме, она по-прежнему была рада теням. Впитала их силу в плащ. Накинула капюшон, натянула масклин. Сопровождавшие ее рыцари сделали то же самое.

На некоторых этажах горели в дальних коридорах одинокие огоньки. Но сама лестница оставалась темной. Приближаясь к нижнему уровню, Катрин удвоила осторожность.

Лошадь больше не ржала.

На последнем витке стал виден свет внизу. Не костра и не факела. Гнилостное зеленоватое сияние. Катрин, потянув меч из ножен, подала рыцарям знак. Прижалась к наружной стене, они отступили к внутренней.

Оставалось всего несколько ступеней. Глаза Катрин привыкли к темноте, сейчас она легко отличила бы демона от тени. Вблизи, конечно.

Но где же они все?

Ни одного часового на лестнице…

Катрин остановилась. Осторожно выглянула. И увидела лошадь на полу. В луже крови, с перерезанным горлом. Озаренную зеленым сиянием.

Источник сияния находился рядом.

Колдовской посох — на который опиралась Мирра.

Выглядела старуха настоящим чудовищем. Волос на голове не осталось. Половина лица являла собой сплошной ожог. Дело рук Орквелла.

— Быстрее, мальчик! — вскричала она вдруг и взмахнула посохом.

Внимание Катрин привлекло движение справа. Чтобы лучше видеть, она немного отодвинулась от стены.

Из загона, устроенного возле главных ворот, вывела коня маленькая фигурка.

Катрин узнала обоих.

Пегий жеребец, белый с черным.

Камнепад.

Ноги его тряслись, бока ходили ходуном — он чуял кровь, слышал, конечно же, предсмертное ржание убитой лошади. И все-таки покорно шел сейчас за тем, кому доверял.

В поводу его вел Мичелл.

Ноги у мальчика дрожали не меньше.

— Это ее любимый конь? — спросила Мирра.

— Д-да, госпожа. Пожалуйста… пожалуйста, не трогайте отца…

Мирра опять взмахнула посохом. Катрин пришлось спуститься на две ступеньки, чтобы увидеть, куда она указывает. Глазам открылось еще одно кошмарное зрелище. На дальней стене коридора, пригвожденный к ней за руки арбалетными стрелами, висел отец Мичелла, конюх Полл.