Анна Аршинова - Девочка по имени Аме

Ох!..

Рывок был неожиданным. Амэ только вскрикнул, когда рука Кунимити схватила его за плечо и швырнула к стене. Юноша ошеломленно распахнул глаза, а сердце ухнуло от испуга и провалилось куда-то в область живота. Амэ дернулся, хотел отступить, сбежать от Кунимити на безопасное расстояние, но ему помешали. Имубэ прижал его собой, и деваться стало некуда.

— С ума сошел? — возмущенно воскликнул Амэ. Ему очень не понравилось такое обращение. А самое главное, он не понимал, чем оно было вызвано, и поэтому боялся. Амэ боялся всех человеческих реакций, которых не мог объяснить. Эта фобия сформировалась под чутким руководством матери.

— Тени, Амэ. Их слышишь не только ты, — безумие. Великая Богиня, да Кунимити рехнулся!

— Отпусти… — юноша пытался оттолкнуть от себя Имубэ, упирался в него руками, но не мог. Слишком крепкой была его хватка. А за спиной — стена, и отступать, некуда. Дыхание стало неглубоким и частым, перед глазами все поплыло.

— Ты мне лжешь… Книга, да? О таинственных царапинах на груди. Книга?! — Имубэ почти кричал, а Амэ находился в том состоянии, что еще немного, еще мгновение, и он начнет звать на помощь.

Нельзя, — промелькнула в голове здравая мысль. — Нельзя. Будет скандал. И положение Кунимити еще сильнее пошатнется, а Амэ будет скомпрометирован. И Акито… Акито не простит. Ни за что не простит…

А руки тем временем зашарили по телу, потянули с плеч кимоно. И Амэ совсем запаниковал. Ладонь заткнула рот, и все что мог делать юноша — это просто мычать и мотать головой, пытаясь стряхнуть с себя руку. Пояс-оби ослаб, перестал давить. Развязался узел, и пояс упал на пол широкой лентой, а Кунимити чуть отстранился и распахнул кимоно.

Амэ задержал дыхание и зажмурился.

— Ты…

Хватка ослабла, а ноги не держали. Амэ, точно поломанная кукла, сполз вниз по стене. Одежда находилась в полном беспорядке, руки и ноги в ней путались. Прическа распалась. Волосы растрепались, шпильки упали на пол. Запах крови усилился. К бурым пятнам запекшейся уже крови добавился алый — раны открылись, пропитали бинты.

— Ты…

Кунимити отпрянул к резным деревянным перилам энгавы, схватился за них, боясь упасть. Он смотрел на Амэ с безмерным удивлением на лице. Будто его мир рухнул. Снова.

Амэ неловко дрожащей рукой попытался запахнуться, но не вышло. Ткань его одежды была придавлена его же весом.

— Не смотри на меня… — произнес Амэ.

Он слишком беспомощен сейчас. И жалок. Он растерян, он растрепан и некрасив. Он…

Ошеломленный Кунимити сорвался с места. Он убегал так стремительно, будто преступник, которого застукали. Мчался, не оглядываясь, прочь, слишком потрясенный и слишком обиженный, чтобы обращать на что-то внимание. Топот его ног отдавался грохотом в голове Амэ. Сарумэ тихо всхлипнул, пытаясь запахнуться в кимоно, чтобы не чувствовать себя обнаженным и беззащитным, укрыться за привычным плотным шелком одежды. Стоял тихий летний вечер. Солнце почти село, и запели первые цикады…

Продолжение следует…

____________________

В следующей главе:

Амэ положил веер на колени и медленно поднял голову. Он смотрел на нее, склонив голову на бок, внимательно, изучающе, стараясь осознать, кто перед ним.

— У вас красивое имя, госпожа Вивиан, — Амэ позволил себе приподнять уголки, немного иронично, с явным недоверием и вызовом. — Иностранное?

— Поднебесная — наш общий дом, Амэ, — чарующе улыбнулась она, и на ее щеках появились симпатичные ямочки. Сарумэ ощутил внезапное желание притянуть ее к себе и пылко поцеловать. Пришлось тряхнуть головой, чтобы прогнать непрошенные мысли.

— Вы не человек, — руки снова раскрыли веер, а губы ухмыльнулись. — И не ками.

— Так тебя интересует, кто я? — рассмеялась она звонко. — Ответ на твой вопрос очевиден, не находишь?

Амэ с трудом удержался, чтобы не поднять брови от удивления. Вивиан только что призналась, что она йокай, не боясь реакции Сарумэ. Или она просто знала, что он кричать об этом не станет?

Амэ никогда не думал, что усомнится. Он уже видел йокаев, и не раз. И они именно такие, как о них говорили Аши и ками, но обстоятельства складываются таким образом, что юный Сарумэ задумывается над устройством мира. И все ли так справедливо? И действительно ли йокаи заслуживают смерти?

Она была прекрасна. Мягкая теплая кожа, пахнущая топленым молоком и горькой травой, длинные рыжие волосы, такие густые и такие мягкие. Они скользили по плечам, по спине, спадали на полные упругие груди. И она стонала, когда Амэ ее ласкал, прижималась доверчиво и жадно, ластилась, точно кошка, тихо урча. И когда глаза ее были закрыты, так легко было обмануться, подумать, что перед тобой человек, но никак не йокай. У нее пухлые податливые губы и отзывчивое тело, и то, как она понимала все желания Амэ с полувздоха, сводило с ума. И становилось неважно, кто она такая. Амэ слишком долго был один, не позволял себе прикоснуться ни к одной девушке. Но ведь она — йокай, а значит ему можно, правда?

Она находит ворот кимоно Амэ, и распахивает его, обнажая, грудь, туго перевязанную, и останавливается, смотрит, долго, пристально, задумчиво, но Сарумэ не видит ее взгляда и начинает волноваться. А что если она посчитает его уродливым? Что если испугается глубоких царапин на груди? Но все сомнения испаряются, когда ее тонкие пальчики проходятся по повязкам в какой-то странной, очень интимной ласке, и Амэ видит ее улыбку, дерзкую и исполненную торжества, но он слишком возбужден, чтобы испугаться. Чтобы испугаться, того, что она делает дальше. Как она разматывает повязку, как проводит губами по царапинам, собирая капельки крови из потрескавшихся ранок, а тело отзывается дрожью, и хочется большего, много большего.

— Вивиан… — произносит Амэ хрипло, и она поднимает на него глаза, глаза лисы-кицуне, желтые, с едва заметной зеленцой, а зрачки тонкие, хищные.

— Терпение, Амэ, все будет, — обещает она, и Сарумэ верит.

Он улыбается непрошеной мысли, пришедшей в голову. Несомненно, было хорошей идеей отправиться в Имубэ.

За два часа до этого

Сегодня особняк Имубэ освещен, как днем, и бесчисленные бумажные фонарики развешаны по всей улице, указывая путь к особняку, а массивные ворота, украшенные ромбами Имубэ (прим. автора — мон рода Имубэ в виде четырех ромбов, составленных в один большой ромб), широко распахнуты. Внутри, точно светлячки, в несколько рядов выстроились фонарики — красные и желтые, и это зрелище странно завораживало. Амэ любопытно выглядывал в окно, любовался освещением. С украшением двора постарались на славу. Помимо рядов фонарей, выстроившихся вдоль дороги, чтобы освещать путь новоприбывшим, маленькими светильниками-светлячками были украшены и деревья. В пруду плавали свечи. Сотни маленьких солнц освещали особняк, точно днем.