Игорь Минаков - Можно, я попробую еще раз?!

– Вы почти правы, но не все, а только молодые девушки – юноши же обязаны в подобной ситуации играть на каком-либо музыкальном инструменте.

– Сплошные формальности и бюрократия! Как мне это знакомо… – посочувствовал Аэлт, но вызвал обратную реакцию:

– Это не формальности, а важные законы, необходимые для выживания рода! (Принцесса по-прежнему общалась с Ярлом, но взгляд, доставшийся эльфу, был красноречив.)

– Пожалуйста, пойдемте за мной, вам необходимо погрузиться вглубь озера, чтобы очутиться у нас.

– Я уже говорил, что недолюбливаю плаванье? – Тон Ярла был нейтральный, но поднявшаяся шерсть на загривке и струйки огня, освещавшие окрестность при каждом выдохе, могли сказать много больше о его отношении к водным процедурам.

После того как обычным путем подкупа и шантажа спокойствие в коллективе было восстановлено, друзья рискнули выполнить сей опасный маневр и с разбегу плюхнулись в ледяную воду. Они едва погрузились в нее, как почувствовали, что куда-то проваливаются. Именно не тонут или камнем идут ко дну, а падают вниз, как бывает, если наступить на яму-ловушку, присыпанную листьями. (Дети! Никогда не поддавайтесь на просьбы малознакомых людей пойти с ними куда-либо, особенно если для этого надо зачем-то падать, прыгать или нырять.)

Парой секунд позднее путешественники весьма чувствительно приземлились на изумрудно-зеленой лужайке, ничуть не напоминавшей сырой, сумрачный лес, покинутый ими только что.

На полянке зайцы бегали наперегонки с кроликами, пытаясь понять, чем же они отличаются друг от друга. Чуть поодаль, на холме, стоял прекрасный замок, освещенный закатными лучами солнца (откуда берется солнце под землей? система зеркал? давайте лучше сошлемся на устройство мира и могучее волшебство), вокруг которого раскинулся прелестный маленький городок, и в нем кипела жизнь.

Пока все добирались до замка, принцесса продолжала рассказывать о месте, куда они попали:

– Это удивительная страна, созданная для безоблачного, счастливого существования: если ты отдыхаешь на природе, деревья передвигаются так, чтобы все время давать тебе тень и прохладу. Они сами заглядывают в окна и выращивают на своих ветвях те предметы или мебель, которых не хватает в доме (что захочешь – хоть новую одежду, хоть подзорную трубу). Стоит промокнуть насквозь или простыть, солнце спускается на землю и обнимает нас, гоня прочь любые болезни. Когда кто-либо начинает готовить различные кушанья, мы способны из одного только запаха сотворить вкуснейшие яства, а перед каждым блюдом вилка с ложкой устраивают дуэли, оспаривая право помочь в поглощении шедевра кулинарного искусства. Даже животные сами помогают друг другу: енот, к примеру, вычесывает шерсть у овец, дикобраз вяжет из нее изумительные носочки для мягких лапок кошек, не давая им замерзнуть холодными ночами, белочки скидывают спелые желуди кабанам, кенгуру переносят ленивцев на дальние расстояния, – идиллия. Все дышит покоем и гармонией. У нас не может быть богатых и жадных, ибо нет денег. Нет завистливых и тщеславных, ибо нет почестей и должностей. Нет отчаявшихся и неприкаянных, ибо каждый наделен талантом и с радостью занимается своим делом. И велика ли беда, если для этого нам приходится соблюдать пару-другую необременительных законов и правил!

Постепенно приближаясь к городу, герои начали понимать, что творящееся здесь вряд ли было запланировано в момент создания этого удивительного мира. Город будто был разбит на куски, как разлетевшееся зеркало. В одной его части каждый камень мостовой оглушительно напевал свою неповторимую мелодию и норовил укусить, когда на него наступали, а от раскатов их голосов дрожали оконные стекла (приверженцы и хранители старины летописцы могли использовать вместо них в тексте и у себя дома слюдяные оконницы, бычьи пузыри, тонкие липовые пластины, рыбий паюс – в общем, на что фантазии хватит).

В другой – из-под земли били во все стороны сотни фонтанов, и люди не могли двигаться – они летали по воздуху под напором воды, а некоторые, приноровившись, перепрыгивали на попутную струю, передвигались с удивительной скоростью – но чаще всего прочь от подобных нововведений.

По одной из улиц двигалось странное сооружение: больше всего оно походило на деревянного, грубо раскрашенного развеселого клоуна на длинных ходулях. Однако ходули оканчивались дубовыми бочками, поэтому он катился со страшной скоростью, так что жители едва успевали уворачиваться, а сам оживший клоун бешено размахивал руками, и в каждой из них было зажато по яркой светящейся ленте. Он что-то громко кричал каждый раз, когда его ноги начинали разъезжаться в разные стороны.

Загляни в другой переулок – создастся ощущение, будто небо стало выпуклым и приняло форму полусферы. А на этом холсте, как в театре теней, появлялись и исчезали различные картинки, существа и знаки. При возникновении каждого нового изображения люди, находившиеся рядом, начинали вести себя по-иному: они то водили хоровод, прыгая на одной ноге, то принимались ожесточенно потирать руки, то свистели, будто подзывая охотничьих соколов, то, разбившись на пары, церемонно раскланивались друг с другом, – но было видно, что все действия они выполняют как тяжелую повинность и дай им волю – немедленно сбегут с этого небесного представления.

По всему городу погода будто сошла с ума, устроив в каждом уголке индивидуальное выступление, причем, действуя избирательно: дождь барабанил исключительно по затылку и пяткам (особенно левой), пронизывающая метель забиралась за шиворот и заплетала ноги, а ветер настойчиво дергал за уши.

Сам дворец, казалось, струился в воздухе, расплываясь очертаниями, а из его распахнутых ворот то и дело вылетали конные всадники, с зубчатых стен вспархивали почтовые голуби, в то время как мечущиеся по его территории люди создавали впечатление очень запутанной, но занимательной игры, раскрыть правила которой значило бы испортить все удовольствие.

Небо над дворцом и большей частью города было иссиня-лиловым, с алыми и багровыми всполохами. Но наибольший эффект производил предмет, похожий на огромный ржавый рыболовный крючок, который после каждой вспышки с шелестящим свистом проносился по воздуху, пытаясь подцепить кого-либо из шарахающихся жителей. Изредка ему это удавалось, и тогда, как диковинную рыбу, человека подсекали и, невредимого, но испуганного до икоты, выдергивали за шиворот прямо в разверзшееся небо.

Стоя в приемном покое дворца, куда еще не добрались эти, с позволения сказать, новшества, друзья, окруженные толпой трясущихся от страха придворных, слушали окончание рассказа принцессы.