Ната Чернышева - Тропою снов

Но кто знал, что Баирну именно сегодня появится? Никогда заранее не угадаешь, когда, что и в какой именно миг ему понадобится.

Перезвон колокольчиков. Кто-то пришел… нет, сегодня мне артефактами уже не заниматься. Если снова заказ, так подождет до утра…

Нет, это пришел давешний аль-воин. Молча киваю ему на стойку, где лежит его меч. Разговаривать с ним не хочу. Да и незачем, если вдуматься. Кто он мне, сват, брат? И я ему тоже никто. Странно только, что он мне совсем-совсем незнаком. За эти полгода я многих успела уже в лицо запомнить. А этого в первый раз вижу. Ну да что мне с того. Мало ли во всем нашем Пределе аль-воинов?

Он потянул клинок из ножен, проверяя работу. Сразу видно подлинного мастера! Меч в его руках жил опасной хищной жизнью. Под такой удар шею не подставляй, враз без головы останешься.

— Чем платить тебе, мастерица? — налюбовавшись клинком, поинтересовался мастер.

Свет не может брать, не отдавая ничего взамен. Такова природа этой Силы. Простому, мало понимающему в магических делах, человеку дозволено жить в неведении, нарушая правила собственной сущности. У маленького человека и нарушения маленькие, без серьезных последствий. А боевому магу приходится считаться с любой мелочью. Плата мастеру за хорошую работу — это не мелочь. Это так аукнуться может, что лучше уж заплатить, сколько попросят. Дешевле обойдется!

Что мне с него взять? Деньги? Таким, как я, умельцам на храмовой службе, они не особенно и нужны. И так все есть, чего душа пожелает.

Ну, почти все…

— Принеси зёрен дайсо, — говорю.

Лицо аль-воина вытянулось в непритворном испуге:

— Это ж дурман!

Сама знаю, что дурман. Но объясняться не хотелось совершенно. Я и промолчала.

— Лучше я тебе так заплачу! — зло говорит он. — Деньгами!

— Плати, — пожимаю плечами.

— Сколько?

Вот тут на меня нашло. Вообще-то меня очень трудно вывести из себя. Но иногда накрывает и несет, ничего не могу с собой поделать. Как тогда, на храмовой площади, перед Верховным аль-нданном.

На меня нашло, и я сказала:

— А чтоб на полсофага дайсо хватило!

Он на мгновение онемел, а потом выдал. Половину произнесенных им слов я не поняла вообще. А те, что разобрала, один другого были краше. А… к хаосу его. Пускай мелет, что хочет. Без него тошно…

…Очень тошно…

Мир закрутился бешеной каруселью. И начал стремительно отдаляться, будто я падала в глубокий колодец, падала и падала — бесконечно.

Туман. Серое безвременье. Какая-то комнатка, маленькая, с зарешеченным окном, за окном — туман. Женщина рядом… Вроде знакома она мне, но кто, как зовут — не знаю. Не могу вспомнить. У нее симпатичное лицо, но взгляд — почти как у Верховного. Не приведи Свет еще раз ей в глаза посмотреть!

— Рисуй, девочка. Рисуй…

Я почти не слышу голоса, но просьбу понимаю. Да и не просьба это — приказ. Приказ, перед которым слабеет любая воля…

Послушно беру небольшой лист белой бумаги, начинаю рисовать. Линии вначале тонкие, почти бесцветные. Потом они приходят в движение, оживают. И вот уже в моих руках не рисунок — маленькое окно в другой мир. Застывший в глухой неподвижности мир.

Первый рисунок. Второй. Третий…

— Рисуй, девочка. Рисуй…

Я рисую.

Храм Накеормая — белокаменное строение со шпилем высотою до неба. Небо — звездное, наполовину скрытое облаками… отражается в тихой глади огромного озера… И отражение ничем не уступает настоящим небесам. Если бы не перевернутый вид, так и решила бы, что нарисовала сразу два Храма. Хотя Вершина у любой изначальной Силы может быть в мире только одна.

Огромная толпа на площади перед Храмом. Я рисую, и вдруг узнаю в своем рисунке аль-нданна Баирну и себя. Я — в толпе, и не в первых рядах, между прочим. А перед Верховным — какая-то женщина в испачканной, разодранной одежде, рядом с нею — аль-воины с мечами наголо, в том числе и тот, что был только что в моей мастерской…

Я рисую так быстро, что не успеваю запомнить сюжеты — исписанные листы падают на пол, их там уже много. Очень много ярких, красивых, сложных картин… а я все продолжаю рисовать, тороплюсь, времени у меня мало, я знаю…

…Опять озеро и отраженный в нем шпиль Храма… и яркая невиданная птица над водной гладью, прозрачная, сразу понятно — иллюзия, но кто и зачем создавал ее?.. снова я… каменный колодец ущелья и водопад… вереница лиц, событий, мест… яркий ворох разрисованной бумаги…

— Рисуй, девочка…

Туман сгущается. И жжет душу громадное чувство собственного бессилия: я не успеваю! Не успеваю нарисовать что-то важное. Очень важное для меня и для той женщины с добрым лицом и каменным взглядом. Такое, без чего нам обоим не жить!

Не успеваю…

— Вот оно как, дайсорштом баловаться! — сказал надо мной злой голос. — Куда это Верховный смотрит? Чтобы какая-то соплячка у него под самым носом…

Я пытаюсь сесть, мне помогают. Надо же. Моя мастерская… и злой аль-воин рядом, а больше никого. Прошло всего несколько мгновений! Надо же. А мне казалось, будто рисовала я целую вечность…

В голове еще шумело, но чувствовала я себя уже не в пример легче.

..Если натереть клинок порошком дайсо, артефакт Света прослужит дольше. Секрет этот мне от наставника достался, хотя тот со Светом не работал никогда. Но знать все про высшие силы он был обязан, и меня учил на совесть. Откуда ему было знать, что я выберу при Посвящении? Да. Но и того, что со мной случилось, он тоже угадать не мог. Этого сам Баирну понять не сумел, что уже об остальных говорить.

— Девочка, — проговорил аль-воин, — ты хоть понимаешь, что творишь? Дайсоршт — это гибель! Понимаешь? Гибель страшная. Я-то таких, как ты, повидал. Год-два и в развалину превратишься, сгниешь заживо… никто не поможет!

Смотрю ему в глаза. И он теряется сразу, замолкает на полуслове, взгляд отводит. А нечего меня лечить. Тем более, что я дайсоршта в жизни никогда не пробовала. Можно подумать, я знаю, как его готовить! Темное умение, не каждому оно известно. Нашел мастерицу. Хоть бы головой своей подумал, на что оно мне нужно.

Вновь запели колокольчики при двери. Сешма пришла. Она всегда в это время ко мне приходит. И хорошо — без нее стало бы совсем тоскливо.

Сешма старше меня на четыре весны. Но вся она такая маленькая, светленькая, тоненькая, воздушная… кажется, дунь на нее ветер посильнее, так ведь в небо и унесет. Нас рядом поставить, смех один. Ничего общего ни во внешнем облике, ни в образе душевном. Но нет у меня больше ни одного близкого человека во всем нашем мире. И у нее, как я думаю, тоже. Иначе с чего бы она так ко мне прикипела? Человек и при многочисленной родне может оставаться одиноким. Даже если родня эта совсем не пропащая.

— Опять, — сказала мне Сешма прямо от порога.