Олекса Чернышев - Не стреляй в ангела

Я попытался понять, ревную ли я его? Нет, в моей душе не было и намека на это чувство. Мне было жаль Роджера, хотя бы потому, что он претерпел примерно то же, что довелось испытать мне. Жизнь так распорядилась, что мы столкнулись в этом мире, имея в руках оружие, а в душе — желание убивать. Я вспомнил Юнхэ и того агента старосты Дальней деревни, которого я обезглавил словно добросовестный палач. У меня тогда тоже не было выхода, иначе бы он убил меня.

Почему жизнь так складывается, что передо мной всегда встает эта дилема: убить или быть убитым? мЕСФЕКХ Ъ НАПЕ¤ЕМ МЮ АЕЯЙНМЕ¤МСЧ БЕПЕМХЖС РЮЙХУ БНР ЯЖЕМ?

Я все стоял и смотрел на тело своего врага. Рана на его спине зияла своей ужасающей глубиной. В такт с прерывистым дыханием из поврежденного легкого вспучивались огромные отвратительные пузыри, чтобы тутже лопнуть красными каплями кровавых брызг. Когда-то такие же пузыри вспучивались на раненной груди Гаутамы. Рука Роджера была перерублена в предплечье, и мышцы рефлекторно сократились, отчего голубоватые белые кости оголилась по самый локоть, представ в своем мерзком и отталкивающем виде.

Я не испытывал к нему злобы, мою душу обжигала ненависть к моему персональному богу, как Гаутама называл Марию Ягер.

Почему, когда встречаются люди, они должны обязательно выяснять, кто из них лучше, кто из них имеет больше прав на жизнь? Неужели нет места в этих мирах, где можно просто жить и любить? Мне ничего не было нужно от богов, только спокойствия, и оно у меня было. Сейчас я мысленно просил того же. Я хотел быть счастливым, беззаботным и беспечным, не иметь врагов и не быть вынужденным причинять зло даже ради спасения своей жизни.

Наверно такое состояние души в большей мере реализовано у блаженных идиотов, — подумал я с горечью. — Они словно растения лишены глубоких душевных мук. Все у них проще. Я им почти завидовал.

Мария Ягер отняла у меня мою прежнюю жизнь, дав взамен эту. Она считает себя стоящей на недосягаемой высоте, на высшей ступени, держа нас всех за безмозглый и послушный ударам хлыста скот. Нет уж, дудки! — подумал я и зло бросил меч в стену. Он глубоко вонзился в штукатурку и задрожал.

Внезапно я почувствовал чье-то присутствие за спиной и резко обернулся, готовый к любым неожиданностям. Но того, что я увидел, было не предположить даже в самых смелых прогнозах.

Прямо на глазах в вохдухе появились мои старые знакомые: Мария Ягер, Гаутама и Ольга. Они марериализовались не сразу, а постепенно, как изображение на фотобумаге, с той лишь разницей, что их тела были объемны и двигались.

Они еще не успели окончательно сформироваться, как Мария нарушила молчание:

— Что ты стоишь? Ты не знаешь что тебе делать?

Вся троица очень внимательно смотрела на меня. В их взглядах было что-то общее, что делало их похожими на родственников, которые прожили под одной крышей долгие годы.

— Все нормально, Марк, — вступил в разговор Гаутама. — Ты должен его убить, так как у тебя нет выбора. Если ты этого не сделаешь, через несколько минут он убъет тебя сам.

Гаутама был как всегда в своем амплуа поборника справедливости. Но что забыла в этой компании Ольга?! Как она оказалась с ними?

— Марк, — настала очередь говорить Ольге. — У нас все было так здорово! Как много времени еще впереди! Что ты стоишь? Сделай это ради меня!

Наверно мой вид был жалок, потому что я был растерян как никогда. Я слушал их бред и думал: — Что общего между вами, что вы все собрались тут передо мной и неперебой указываете как мне жить? Кто дал вам право вмешиваться?

Но я не задал своих вопросов, так как мои мысли и так им были доступны. Я стал подозревать что схожу с ума. Мы некоторое время молчали, не меняя своих поз и выражений лиц.

Неожиданно, во мне словно переключился какой-то рубильник, и я вдруг посмотрел на мир и на дружную троицу прямо и без страха. Мне словно что-то открылось, так что моя душа нашла успокоение, а я приобрел уверенность в своей правоте. Кто его знает, может мои мольбы, обращенные к чему-то более высшему чем эти боги, достигли своего адресата?

— Мы — твой личный бог, — сказала Мария. — То что нас трое — это не важно. Нас может быть немеренное количество, но все мы — это я, одно лицо. Мне так удобней присматривать за тобой, ведь от моего обличья тебя воротило. Гаутаму же ты даже полюбил, и Ольгу тоже… Но несколько другой любовью. Ха-ха-ха!

Я услышал, как Мария засмеялась легким и непринужденным смехом. Ее поддержал Гаутама, и что самое страшное, Ольга. Богам ничто человеческое не чуждо, — подумал я с отвращением.

Мне казалось, что я втоптан лицом в грязь, что я валяюсь по уши в дерьме, беспомощно перебирая руками и ногами, что и требовалось от меня искушенным зрителям, которые собрались вокруг в надежде по-своему хорошо провести время.

— Да, Марк, — ответила мне Мария, — не старайся испортить наши планы. Будь хорошим мальчиком, и мы тебя не обидим.

— Марк, ты же можешь, я знаю, — поддержал ее Гаутама. — Ну, как мы с тобой учили — бжи-ик и все! Гаутама сделал красноречивый жест рукой около своего горла.

Я почему-то вспомнил о Коре и банде красавчика. Кто убил их? Я до сих пор не знал этого.

— Понимаешь, Марк, — ответила Мария на мой немой вопрос. — Я — твой ангел, но ведь ты в этом мире не один. Вас, людей — очень много, и у многих из вас есть свой бог. Боги, как и люди, очень разные. Боги выбирают людей, исходя из своего вкуса, исходя из того, что за человек им нужен. Я думаю, что кто-то оказался более хорошим учеником, чем ты. Этот кто-то и прервал жизни тех милых парней и бедной Коры.

Мария вновь залилась веселым смехом. Ее все происходящее безусловно развлекало.

— А зачем я должен был брать Кору с собой в ту самую поездку, которая так и не состоялась? — спросил я.

— Я собиралась вставить шпильку своему приятелю. У нас, у богов, тоже есть свои сложности в отношениях между собой, — пояснила Мария. — Но я добилась своего другим путем… Какая тебе-то разница? Ответа от меня не требовалось, так как мои мысли были для них открыты.

— Твоя «беретта» ни к черту не сгодилась, — заметил я Ольге.

— Но как наверно приятно было стрелять! — ответила она и тоже засмеялась. — Стрелять в человека — как это должно быть здорово!

Я с отвращением отпрянул, но в этот момент все вдруг стали серьезными и медленно слились в одно целое, в одну человеческую фигуру, которая объединяла в себе черты всех троих. Тот, кто получился в результате слияния, был мне совершенно незнаком. Он был беспол и безвозрастен. Он посмотрел на меня изучающе и долго, а потом сказал на удивление мягким голосом:

— дЮБЮИ, лЮПЙ, ДЮБЮИ!

Тут я заметил, что он начал таять в воздухе, возвращаясь туда, откуда несколько минут назад появились те трое, с которыми я уже в этой жизни встречался раньше. Давай, Марк, давай! — мысленно произнес я. — Давай!