Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

К небесам подходы сгнили

Одиноко мы несемся

И стальные звезды

Градом

От подков взошедших прежде

Сыплются на нас

Угрозой

Устрашающим намеком

Бешеных укусов встречи.

Боевые жеребцы (Сыны — Отцам)

Башня Таранцеде поднимается над южной оконечностью гавани Трейта. Эта неприглядная постройка, словно уродливая рука, возносит над каменистым островком семь этажей черного базальта. У подножия грохочут волны, сталкиваясь и взметая в воздух клубы водяной пыли. В башне нет ни окон, ни дверей, только на верхнем уровне установлены диски из блестящего обсидиана, высотой с человека и почти такой же ширины.

Вдоль северной границы выстроены девять подобных башен, но лишь Таранцеде стоит над суровым ледяным морем.

Солнце тускло отсвечивало в обсидиане, а гавань уже была проглочена сумраком. За пределами гавани плясал на волне, собирая улов с мелководий, десяток рыбацких лодочек. Рыбаки не обратили особого внимания на три корабля, появившихся с севера. Расправленные паруса несли их к причалам. Вокруг корпусов кружили тучи чаек.

Когда корабли приблизились, от главного пирса отчалил ялик лоцмана.

Три промысловых судна отразились в обсидиановых зеркалах башни, искаженные, странно полосатые, с точками мечущихся чаек.

Весла вдруг бешено забили по волнам, разворачивая ялик.

На такелаже переднего суда появились силуэты. Резкий ветер туго надул паруса, затем они опали, словно корабль выдохнул. Брезент заполоскал по вантам. Смутно — человекоподобные фигуры слетели на палубу, будто черные стяги, и растаяли в наступающих сумерках. Птицы, пронзительно крича, уступали им дорогу.

Сидевший в ялике начал бить тревогу. Колокол звенел неровно, какофонией паники.

Всякий живой и желающий жить дальше моряк уважает голод морских глубин. Древние духи носятся в течениях тьмы далеко от досягаемости света, разрывают ил, вороша покрытую бесконечными слоями равнодушного молчания историю мира. Их силы невероятны, их алчность неутолима. В их объятия попадает все, ушедшее от пронизанных светом поверхностных вод.

Всякий мореход понимает, что морская гладь эфемерна — причудливые наброски на вечно — изменчивой слюде. Жизни людей что искры, так легко гасимые демонами, всегда готовыми подняться из пропасти, погреть звериные шкуры и положить конец миру.

Умиротворение напрасно, молитвы о легком плавании не будут услышаны, мольбы о спасении — проигнорированы. Кровь на носу корабля, плевок по ветру, дельфины по правому борту… Причесывайся левой рукой, утирай рот правой. Тряпички, привязанные к якорной цепи. Не вытягивай ее против солнца! Десятки примет, не подвергаемых сомнению и хранимых традицией — знаки защиты от гневливого моря.

Никто не пытался призывать непонятных духов, скрывающихся вдали от солнца, на дне раздавленных весом воды впадин. Их же не свяжешь. С ними не договоришься. Их сердца стучат в такт циклам луны, их голоса — ревущий шторм, их крылья простираются от горизонта к горизонту, они шествуют всесокрушающими столбами водяных смерчей.

Скованный дух несся на холодных течениях к гавани Трейта, и три мертвых корабля были плавниками на его спине. Последние лучи заходящего солнца пронзали его, как копья, слабое давление позволило твари вырасти, тяжело врезавшись в теплые воды гавани. Рыбы и моллюски отмелей заплясали на волнах, показывая раздавленные створки и выбитые потроха, подарив чайкам и крабам нежданный пир.

Дух поднял корабли, дико ускорившись, обратившись ударившей по побережью громадной волной. Причалы, минутой раньше заполненные зеваками, стали скопищем бегущих людей; ближайшие к берегу улицы забились задыхающейся, топчущей саму себя массой.

Волна наползала все ближе — и внезапно опала. Корпуса судов ударились о землю, треснули шпангоуты. На третьем корабле обрушилась, подняв клубы щепок, главная мачта. Грохоча, разбрасывая обломки, промысловые суда сели на причал.

Сдувшийся дух пополз в глубины, оставляя за собой опустошение.

Мерцая в обводе обсидианового зеркала, первый корабль развалился, пополз по пирсу и лег на покой. С палубы взвились искорки чаек, начав новый пир. Башня Таранцеде видела все, гладкие плитки ее верхушки впитали каждое движение, пусть и не хватало света.

В комнате под старым дворцом Летераса, далеко к югу, смотрел на происходящее Цеда Куру Кан. Перед ним лежала плитка, по форме и размеру равная находящейся в башне Трейта, и он взирал, как невозможно огромная черная тень заполнила гавань и большую часть залива и теперь медленно отходила. Волшебник отер пот со лба и заставил себя снова посмотреть на три судна, валявшиеся сейчас у причалов.

Чайки и наступившая ночь мешали взору — можно было разглядеть лишь скрюченные трупы на палубах и последних теневых духов.

Но Куру Кан увидел достаточно.

У Вечной Резиденции пять крыльев, и только три закончены. Длинные коридоры с высокими, покрытыми золотым листом потолками; вдоль всей длины крыла между изящно оформленными пилонами открываются двери в залы, которые станут конторами и квартирами многочисленной армии чиновников Королевского Семейства. Ближайшие к центру комнаты вместят гвардейские казармы и арсеналы. Тайные проходы позволят спускаться на подземный уровень, простирающийся под всем дворцом, сердцем вечной Резиденции.

Увы, в данный момент эти проходы по грудь залиты грязной водой, по которой плавают крысы. Для чего плавают — неясно, разве что ради удовольствия. Брюс Беддикт стоял на помосте, на три ступени выше потопа, созерцая рассекающие воду крысиные головки. Рядом был дворцовый Архитектор, по горло перепачканный грязью.

— Насосы почти бесполезны, — говорил он. — Мы ставили и большие рукава, и малые — без толку. Едва вода потечет, как в трубу забивается крыса, или целый десяток, и готово. Да и вода сочится без перерыва. Хотя плюмберы клянутся, что мы еще выше уровня.

— Уверен, Цеда согласится придать вашим командам волшебника.

— Давно жду, финед. Все, что там нужно — на время задержать поток, чтобы вычерпать воду и запустить в тоннели крысоловов. Вчера ночью мы потеряли Ормли, лучшего ловца в резиденции. Кажись, утонул — дуралей не умел плавать. Да посмотрит Странник косо — хорошо бы найти одни кости. Знаете, крысы знают, когда им на зуб попадается крысолов.