Марина Дяченко - Преемник

скорее. но не оборачивайся. сделав шаг, не оборачивайся, только вперед. ступай

И он ступил. Под тяжестью его доска напряглась, как натянутый лук.

не оборачивайся

Вот так. И жил мальчик, и был он счастлив… А у порога его дома… Милый, симпатичный щенок посреди стужи нашёл в сугробе окоченевший кошачий труп… Он думал, это игрушка. И он играл…

Море любви. И вот тебя вышвырнуло на камень, потому что ты не дельфин, а крыса… Сдохни.

Или вот, груда мусора, и на краю какого-то ящика — высохшая роза. Чёрной головой вниз, сухими шипами в растопырку, со стеблем толстым, как трость… При чём?

Солнце, красное, как колесо. Мать возвращается домой, и солнце лежит у неё на голове, будто красный поднос. Тонкие руки, тонкие пальцы, белые и холодные, запах зимы и свежести, и — «погоди, простудишься, я с мороза»…

А там щенок играет кошачьим трупом. И долго, долго будет играть… Но я не увижу. Окно в изморози…

Свечку задули… Да, я помню. Имя — как звук капели. Полустёртый грим на щеках… Я буду носиться над землёй, я буду Тем, Кто Пришёл Извне — но тебя я буду помнить, и каждая погасшая свечка вернёт мне твой запах. Я буду специально гасить их, буду задувать костры и пожарища — но и ты всё сказала, разве не так?.. Я не в силах изменить то, в чём ты упрекнула меня. Я вообще ничего не в силах изменить…

дверь

Ого, ещё как в силах. Одна большая измена… или перемена. Одно и то же. Изменивший… Изменяющий… Небо, сохрани мой разум. Ты, Сила, помоги мне…

дверь!

А ты, сестрёнка — ты не поймёшь меня. Ты слишком мала… Оставайся такой. Как бы я хотел быть таким, как ты… Твоим братом, но близнецом. И вечные пять лет…

Последний шаг. Так близко… Исполинский ржавый засов льнёт к рукам. А там, за Дверью…

это я. это я жду тебя. это ты ждёшь себя обновлённого, себя настоящего. ну

Скопище короедов в теле этой двери.

Хочу послушать, как скрипят твои петли.

…И Алана тоже чувствовала — а потому была непривычно тиха и покладиста; все мы сидели, плотно прижавшись друг к другу.

Скиталец стоял к нам спиной — а его обнажённая шпага лежала на полу, будто стрелка башенных часов.

Последние минуты.

Прерывисто вздохнула Тория.

О чём он подумает в тот момент? Прежде чем стать чудовищем? О чём вспомнит, и вспомнит ли вообще? И о чём подумаю я, когда мир накренится, как шахматная доска за миг до падения?

Я смотрела на его лицо будто с высоты птичьего полёта. Пологие холмы, два серых озера и запах дыма… И я оставила всё, что любила, да так и не дождалась прощения…

Шпага Скитальца вздрогнула на полу — или мне показалось? Дёрнулась в моей руке ладонь Аланы; Скиталец наступил ногой на клинок.

Что-то глухо проговорила Тория; мне почудилось имя Луаяна.

Тёмное напряжение. Неведомым мне образом высокий старик искал в паутине времён и пространств одного-единственного человека; этот труд был тяжёл. Все мы ощущали каторжные усилия Скитальца; вслед за ним и я напряглась, потянулась, желая помочь, принять на себя часть… ноши… груза… впрячься в эту лямку, ощутить плечи Эгерта и Тории, увидеть впереди прыгающий хвостик бегущей Аланы…

Секунды тянулись, как резиновый жгут.

— Зовите, — проронил Скиталец сквозь зубы. — Зовите его… Ибо он уже в пути. Он в преддверии. Зовите же!!

Молчаливое мгновение тянулось долго, будто всех нас поместили на картину, и мы сидим безмолвные, как на парадном портрете, и только губы Эгерта…

— Луар! — громко крикнула Алана, и её крик отозвался во мне эхом, как в пустом огромном зале. — Луа-ар!

И снизошла темнота.

Моего мужа не вернуть. Никогда… Ибо Тот, Кто Извне, не оставит в нём ни капли человеческого… Или — ужасная смерть. Гибель Луара против гибели мира…

…Мне плевать на мир. Но ты — ты должен остаться прежним. Я… таким, какой ты есть. Чтобы ты жил, но… не становись Им! Я не могу выбирать… Я хочу от тебя… пусть он будет внуком Фагирры — мне плевать, но не… Луар, услышь. Услышь…

Твоё дыхание. Дыхание бесконечно усталого и счастливого человека. И моя гордость — а ведь я тебя спасла…

Спасла?!

И тогда всё, что родилось во мне, сплелось в мучительный горячий клубок.

Слепая плёнка, разделявшая нас с Луаром. Плёнка, залепившая глаза. Пелена времён и расстояний, Дверь на ржавом засове, но то, что во мне, рвётся, прорывается, как трава сквозь камень, как птенец из скорлупы, нет ничего сильнее жизни, а моя жизнь — это…

…Они ворвались ко мне в сознание, как врывается ветер в распахнутое окно. Мысли Тории казались синими, горы тёмно-синих волн, силой и волей своей сравнимых с океанскими. В душе Эгерта жило красно-жёлтое, с чёрными впадинами месиво. Горячее и больное желание — умереть за другого и тем самым вернуть его… Алана чувствовала зелёным и тёплым, она хотела смотреть и касаться, ощущать руки на плечах — и ещё какой-то пруд, кораблик на воде, белые гуси…

…Я помню, как твоё сердце билось внутри меня. Оглянись.

Струйки тёплого молока брызжут, стекают на дно стакана… пополам с кровью. Как клубника со сметаной. Растрескавшиеся соски и ежедневная боль — почему ты снова не допил, ведь грудь ещё полна?.. Потёки молока на полу… Закрываются глаза. И падает тяжёлая голова, опрокидывая стакан с белым молочным донцем… Сколько ещё сцеживать. Спи.

Всё, что я помню о тебе, всё, что я знаю о тебе, всё, что я о тебе чувствую, — во мне, как плод, навеки. Никакой кровавый инструмент не избавит меня, мальчик, от этого сгустка. И я зову — оглянись.

…Отец Луаян. Смилуйся над нами. Приди из холма, где стережёшь Мор… Приди из-под стального крыла, закрывшего тебя от солнца… Приди, пощади своего внука. Своего внука…

…Оглянись. Ты, который стоит между мной и моей смертью. Ты, который не носит в себе моей крови. Мой сын. Я много раз умирал за тебя — смогу и ещё. Я предавал тебя — но есть черта, за которой и предательства бессильны. Я готов принять на себя все твои шрамы — только оглянись, сынок…

…Очень большая горькая чаша. Ничего, он пивал кое-что погорше… За всю его жизнь сладкого было всего ничего. Какие-то форели в светлой речке, какие-то муравьиные сражения на горячем белом песке, чьи-то руки на глазах, чьи-то губы…

Она ждёт. Она на пороге.

Всю жизнь его награждали ни за что и ни за что наказывали… От него ждали не того, что получалось потом. После давних потрясений его жизни текли, переливаясь одна в одну, без неожиданностей, ровно, как ухоженная дорога… Жизни, потому что их было, кажется, несколько, он сбился со счёта ещё в первый раз… А теперь, возможно, наступает конец…

…Я червяк. Мокрица. Ларт, помоги…

Теперь тот, другой, мальчик с похожим именем стоит на извечном кольце… Он изберёт свой путь, кольцо изменит форму, мир изменится либо погибнет…