Кайрин Дэлки - Война самураев

Долго молчал Сигэмори, а после сказал:

— Наша мать называет себя дочерью Царя-Дракона, морского владыки. Это тоже пустые россказни?

Киёмори молча отвернулся.

Стоя на веранде своих покоев, Токико наблюдала, как из-за холмов всходит солнце. Богиня — хозяйка горы Сано уже затевала свое весеннее ткачество. Ивы в поместных садах выпускали желто-зеленые листочки, в воздухе нет-нет да и веяло свежим вишневым цветом. Многие почитают весну как радостную пору, пору юности. Свою юность Токико давно пережила.

Она поежилась в тяжелом кимоно, ошушая ломоту в спине и дряблость некогда упругой кожи — дань природе за десятерых выношенных детей. Ей снова пришел на ум давний разговор с отцом. «Живи жизнью смертных, — наказал тогда Царь-Дракон, — выйди за смертного, подари ему много сыновей и дочерей, и нам, быть может, удастся спасти людской род от погибели». Перед тем Токико лишь изредка бывала в мире людей, а рассказы утопленников — знатных вельмож, простых моряков, угодивших в подводный дворец, разожгли ее любопытство, и она согласилась. Однако кое о чем люди умолчали: о тоске, о боли разлук. Что поделать: среди мореходов не бывает женщин.

Ей подали завтрак: чашку зеленого чая и пиалу лукового бульона с тертым дайконом и несколькими рисовыми зернышками. В лице служанки выразились стеснение и жалость, и Токико поспешила ее отослать. Не хватало только сочувствия челяди.

Бывшая наложница полководца Ёситомо, Токива — эта похожесть имен приводила Токико в ярость, — наконец отдалась Тайра в надежде спасти мать и детей от расправы. Отдалась в полном смысле этого слова. Киёмори отправился допросить пленницу и остался на всю ночь. Слуги шептались между собой о красоте Токивы и о том, как сладко она вымаливала жизнь своим малым сыновьям, один из которых еще сосал молоко. Еще слуги поговаривали, будто Киёмори сжалился и пообещал не губить детей. Как это свойственно мужчинам: победитель распоряжается имуществом побежденного точно своим собственным.

Токико так разъярилась от услышанного, что всю ночь не сомкнула глаз. Пусть она никогда не любила Киёмори той любовью, что воспета смертными поэтами, однако со временем прикипела к нему, непрестанно проявляя участие к его судьбе. И вот теперь она встречала рассвет с тяжелым сердцем и усталыми глазами, то и дело твердя про себя: «Глупец! Несчастный глупец!»

Киёмори, конечно, и раньше изменял ей. Множество раз. Токико уяснила, что стареющим женам приходится с этим мириться. Но эта женщина, Токива — совсем другое дело.

Токико вспомнила, как ее отец, Царь-Дракон, решил разыскать, в стране смертных Японии мужа достаточной силы, сноровки и твердолобое™ для свершения поставленной цели. Каждый морской змей, что сновал меж прибрежных утесов, каждый карп или черепаха в пруду, каждый червь и угорь, копошащийся в иле, был послан на поиски. Л тот, кто был нужен, все это время ходил по морю чуть не над самым дворцом. Киёмори подходил им, как никто другой. А теперь все старания и наука Токико, положенные на то, чтобы произвести главу Тайра в вожди и спасители государства, пошли прахом. И все из-за женщины! Эта мысль язвила Токико, точно холодная сталь.

«Но что еще я могла сделать?» — спрашивала она себя, но даже ветер, шелестевший в ивовых ветвях, казалось, журил ее за легкомыслие.

«Он должен быть беспощадным, — напутствовал ее Рюдзин. — Твоя задача — проследить, чтобы Киёмори не сбился с пути, ибо только так он сумеет обрести Кусанаги и вернуть его нам».

И Токико поучала супруга, за что заслужила средь Тайра немало мрачных прозвищ, хотя многие по-прежнему уважали ее за несгибаемую волю.

Все самураи принимали как данность, что сыновей врага не должно оставлять в живых, как бы малы они ни были. Как говорилось, пощадить сына недруга — значит взрастить тигра.

Однако юного Ёритомо изловили и доставили в дворцовую тюрьму со всеми почестями и любезностью. Его не отправили в Рокухару на милость Тайра, как заметила Токико. Вот уже многие вельможи заступались за него перед Киёмори. За Ёритомо — четырнадцатилетнего, который сражался на стороне отца! Юнец, чей фамильный меч уже испробовал крови, едва ли будет помышлять о чем-то помимо мести. Теперь же Токива-соблазнительница выпрашивала у Киёмори пощады для трех других сыновей. Если ей удастся разжалобить его сердце… Токико бросала кости, гадала по звездам, советовалась с рыбой в лотосовом пруду. Если Киёмори смягчится, беды не миновать.

Всем слугам было велено передать мужу, что она хочет с ним поговорить. Но вот уже солнечный диск повис над Отокоямой, а Киёмори так и не объявился у ее порога. Токико начала думать, что он может уйти насовсем.

Конечно, гибель этого мира ее не коснется. Придет час — и она вновь очутится в подводном царстве, вернется к вечной юности и бессмертию. Осознание этого помогало ей переносить старость своего бренного тела. Вместе с тем она полюбила красоту Хэйан-Кё, прониклась уважением к смертным в их стараниях одолеть роковую судьбу. Их возвышенные мечты, чарующие сады, песни, танцы увлекли Токико, сделали сопричастной себе, заставили задуматься о будущем человеческого рода. Теперь она поняла, почему отец так хотел его спасти. Нет, рано еще покидать этот мир.

Токико поднесла к губам чашку и отхлебнула бульона, но тот уже остыл. Она отставила завтрак и принялась ждать.

Ёритомо сидел на полу тюремной каморки, отрешенно чертя на рисовой бумаге набросок памятной ступы [48] Ступа — каменное, деревянное или глиняное сооружение конусообразной формы и разной величины, которое воздвигалось над каким-либо священным захоронением. для своего отца. Жить ему, как он считал, оставалось недолго. Ёритомо сделал все возможное, чтобы не попасться. У отшельника его рано или поздно обнаружили бы, поэтому он отправился дальше — от деревни к деревне, пробираясь на восток с надеждой попасть в Канто. В одном из селений его взяли на постой. Вскоре прошел слух, что Тайра вот-вот за ним явятся, и Ёритомо сменил тонкую одежду на крестьянскую куртку и соломенные сандалии. Однако меч Хигэкири он оставить не смог, в чем и просчитался. Убегая от преследователей, Ёритомо зацепился ножнами за куст и Тайра легко его обнаружили.

Он не стал называться чужим именем, посчитав такую уловку унизительной, и позволил препроводить его в Хэйан-Кё, чтобы там ожидать встречи с судьбой. До сих пор Хатиман его хранил. Если такова воля Хатимана, если ему суждено умереть от имперского меча, значит, быть посему. Ёритомо решил встретить смерть храбро и безропотно, дабы не навлечь на свой род позора.

Как ни странно, все самураи и вельможи, которые сопровождали Ёритомо к месту заключения, были добры с ним, даже участливы. Они высоко отзывались о полководце Ёситомо, воздавали хвалу его мужеству, а тяжкую кончину вспоминали с порицанием.