Баркер Клайв - Пятый доминион

- Мы должны направить полный отчет об этом случае в Изорддеррексе, - сказал Н'ашап, - Я уверен, что он заинтригует их не меньше, чем меня.

Произнеся эти слова, он направился к двери, приказав Апингу немедленно следовать за ним.

- Наш Командир выглядит не очень хорошо, - обратил внимание Скопик. - Интересно, что тому причиной.

Миляга позволил себе улыбку, но она покинула его лицо когда в дверях появился его последний посетитель, Пай-о-па.

- Вот и прекрасно! - сказал Скопик. - Ты пришел. Я оставляю вас вдвоем.

Он удалился, закрыв за собой дверь. Мистиф не двинулся с места, чтобы обнять Милягу или хотя бы взять его за руку. Вместо этого он подошел к окну и посмотрел на море, все еще освещенное солнцем.

- Теперь мы знаем, почему его называют Колыбелью, - сказал он.

- Что ты имеешь в виду?

- Где еще мужчина может оказаться способным родить?

- Это было мало похоже на рождение, - сказал Миляга.

- Для нас - может быть, и нет, - сказал Пай. - Но кто знает, как рожали здесь детей в древние времена? Может быть, люди погружались в воду, пили ее, давали ей приют, чтобы она могла расти...

- Я видел тебя, - сказал Миляга.

- Я знаю, - ответил Пай, не оборачиваясь от окна. - И ты чуть было не лишил нас союзника.

- Н'ашап? Союзник?

- Он обладает здесь властью.

- Он - Этак. Кроме того, он мерзавец. И я собираюсь доставить себе удовольствие, убив его.

- Ты что, решил вступиться за мою честь? - сказал Пай, наконец обернувшись на Милягу.

- Я видел, что он делал с тобой.

- Это ерунда, - ответил Пай. - Я знал, что делаю. Как ты думаешь, почему с нами так хорошо обращаются? Мне позволили видеться со Скопиком в любое время. Тебя кормили и поили. И Н'ашап не задавал никаких вопросов ни обо мне, ни о тебе. А теперь он задаст их. Теперь он начнет подозревать. Нам надо убираться отсюда поскорее, до тех пор пока он не получит ответы.

- Это лучше, чем ты будешь его обслуживать.

- Я же тебе говорю, это абсолютная ерунда.

- Но не для меня, - сказал Миляга, чувствуя, как слова царапают его воспаленное горло. Хотя это и потребовало от него определенных усилий, он поднялся на ноги, чтобы встретиться с мистифом лицом к лицу. - Помнишь, как в самом начале ты говорил о том, что нанес мне непоправимую обиду? Ты постоянно вспоминал о случае на станции в Май-Ке и говорил, что мечтаешь о том, чтобы я простил тебя. А я в это время думал о том, что никогда между нами не произойдет ничего такого, что нельзя будет простить или забыть, и когда я вновь обрету дар речи, я обязательно скажу тебе об этом. А теперь я не знаю. Он видел твою наготу, Пай. Почему он, а не я? Мне кажется, я не смогу простить тебе то, что ты открыл тайну ему, а не мне.

- Никакой тайны он не увидел, - ответил Пай. - Когда он смотрел на меня, он видел женщину, которую он любил и потерял в Изорддеррексе. Женщину, которая была похожа на его мать. Собственно, это и сводило его с ума. Эхо эха его матери. И до тех пор, пока я благоразумно снабжал его этой иллюзией, он был уступчив. Это представлялось мне более важным, чем мое достоинство.

- Больше так не будет, - сказал Миляга. - Если мы выберемся отсюда вместе, - я хочу, чтобы ты принадлежал мне. Я не буду тебя ни с кем делить, Пай. Ни за какие уступки. Ни даже ради самой жизни.

- Я не знал, что тобой владеют такие чувства. Если б ты сказал мне...

- Я не мог. Даже до того, как мы оказались здесь, я чувствовал это, но не мог найти слов.

- Извини меня, если, конечно, мои извинения чего-нибудь стоят.

- Мне не нужны извинения.

- Что же тогда тебе нужно?

- Обещание. Обет. - Он выдержал паузу. - Брачный обет.

Мистиф улыбнулся:

- Ты серьезно?

- Серьезнее не бывает. Я уже раз делал тебе предложение, и ты согласился. Должен ли я повторять еще раз? Я сделаю это, если ты меня попросишь.

- Нет нужды, - сказал Пай. - Ничто не может оказать мне большую честь. Но здесь? Почему это должно было случиться именно здесь? - Нахмуренное лицо мистифа расплылось в ухмылке. - Скопик рассказал мне о Голодаре, который заперт в подвале. Он может провести церемонию.

- Какого он вероисповедания?

- Он оказался здесь, потому что считает себя Иисусом Христом.

- Тогда он сможет доказать это чудом.

- Каким чудом?

- Он может превратить Джона Фьюри Захарию в честного человека.

***

Брак мистифа из народа Эвретемеков и непостоянного Джона Фьюри Захарии, по прозвищу Миляга, состоялся в ту же ночь в глубинах сумасшедшего дома. К счастью, их священник переживал период временного просветления и желал, чтобы к нему обращались по его настоящему имени и называли его отцом Афанасием. Однако были заметны кое-какие внешние признаки его слабоумия: шрамы на лбу от тернового венца, который он постоянно на себя водружал, и струпья на ладонях в тех местах, куда он впивался своими ногтями. Он столь же изощрился в хмурых выражениях лица, как Скопик в усмешках, но вид философа не шел его физиономии, скорее созданной для комедианта: его нос пуговичкой постоянно тек, его зубы были слишком редкими, брови его были похожи на лохматых гусениц, которые превращались в одну, когда он морщил лоб. Его держали вместе примерно с двадцатью другими пленниками, которые считались особо мятежными, в самой нижней части сумасшедшего дома, и его лишенная окон камера охранялась куда строже, чем комнаты пленников на верхних этажах. Так что Скопику пришлось предпринять кое-какие сложные маневры, чтобы получить доступ к нему, а подкупленный охранник, Этак, согласился не смотреть в глазок лишь в течение нескольких минут. Таким образом, церемония оказалась короткой и была проведена на подходящей случаю смеси латыни и английского. Несколько фраз было произнесено на языке ордена Голодарей из Второго Доминиона, к которому принадлежал Афанасий, причем их непонятность более чем компенсировалась их музыкальностью. Сами обеты были по необходимости краткими, что было обусловлено нехваткой времени и тем обстоятельством, что у них была отнята возможность произнести большинство общепринятых формулировок.

- Это свершается не в присутствии Хапексамендиоса, - сказал Афанасий. - И вообще ни один Бог и ни один Божий посланник не имеют к этому никакого отношения. Однако мы молимся о том, чтобы присутствие Нашей Святой Госпожи освятило этот союз ее бесконечным сочувствием и чтобы со временем вы соединились в еще более великом союзе. До этой поры я буду сосудом для вашего таинства, которое свершается в вашем присутствии и по вашему желанию.

Подлинное значение этих слов дошло до Миляги только тогда, когда после свершенной церемонии он лег на постель в камере рядом со своим партнером.

- Я всегда говорил, что никогда не женюсь, - прошептал он мистифу.

- Уже начинаешь жалеть?

- Нисколько. Но это как-то странно, быть женатым и не иметь жены.