Баркер Клайв - Пятый доминион

- Я не шучу, - сказал он. - Я говорю это совершенно серьезно.

- Мы поступили правильно, - сказал Пай. - Все остальное было бы неблагоразумным. Прошу тебя, Миляга, доверяй мне.

- Я всегда доверял тебе, - сказал Миляга, - и всегда буду доверять.

- Нам повезло, Миляга, - сказал Пай.

- В чем?

- В том, что мы провели все это время вместе.

Миляга встретился взглядом с Паем и понял, что мистиф прощается с ним всерьез. Несмотря на все свои оптимистические заверения, Пай, судя по всему, совершенно не был уверен в том, что они встретятся вновь.

- Я увижу тебя через несколько часов, Пай, - сказал Миляга. - Моя жизнь зависит и от этого. Ты понимаешь? Мы давали друг другу обеты.

Пай кивнул и высвободил руку из милягиного пожатия. Маленькие, теплые пальчики Хуззах уже ждали своей очереди.

- Давай-ка пойдем, ангел мой, - сказал Миляга и повел Хуззах обратно к воротам Кеспарата, оставляя Пая под охраной взвода.

Пока они шли, она оглянулась на мистифа дважды, но Миляга сопротивлялся искушению. В такой ситуации Паю будет только хуже, если он расчувствуется. Лучше вести себя так, как если б все они были уверены, что встретятся через несколько часов и будут попивать в Оке Ти-Нун. В воротах, однако, он не смог удержаться от того, чтобы оглянуться на цветущую улицу и бросить последний взгляд на существо, которое он любил. Но взвод уже исчез внутри чианкули, забрав собой блудного сына.

Наступили долгие изорддеррекские сумерки, но до полной темноты оставалось еще несколько часов. Автарх находился в комнате неподалеку от Башни Оси, куда доступ дню был закрыт. Здесь утешение, приносимое криучи, не было испорчено светом. Было так легко поверить, что все вокруг - только сон, а значит, не стоит никакого сожаления, если - или, вернее, когда - этот сон рассеется. Однако, как обычно, Розенгартен безошибочно отыскал его нишу и принес известия не менее сокрушительные, чем самый яркий свет. Попытка незаметно уничтожить оплот Голодарей, предводительствуемых отцом Афанасием, благодаря прибытию Кезуар превратилась в публичный спектакль. Вспыхнуло и быстро распространилось насилие. Судя по всему, войска, первоначально направленные для штурма оплота Голодарей, были вырезаны до последнего солдата, но проверить эту информацию не было никакой возможности, потому что путь в портовый район преграждали самодельные баррикады.

- Только этого момента и ждали все секты, - высказал свое мнение Розенгартен. - Если мы не растопчем очаг сопротивления немедленно, то все религиозные фанатики Доминионов заявят своим последователям, что День настал.

- День Страшного Суда, что ли?

- Так они скажут.

- Может быть, они и правы, - сказал Автарх. - Почему бы не дать им побунтовать немного? Они все ненавидят друг друга. Мерцатели - Голодарей, Голодари - Зенетиков. Пусть перережут друг другу глотки.

- Но город, сэр.

- Город! Город! Что ты говоришь мне об этом трахнутом городе? Это наша жертва, Розенгартен. Неужели ты этого не понимаешь? Я сидел здесь и думал: если б я только мог заставить Комету упасть на него, я бы сделал это. Пусть он умрет так же, как жил: красиво. Что ты так опечален, Розенгартен? Будут и другие города. Я смогу построить еще один Изорддеррекс.

- Тогда, может быть, нам лучше вывезти вас сейчас, пока смута не распространилась.

- Мы здесь в безопасности или нет? - спросил Автарх. Последовало молчание. - Значит, ты не уверен.

- Там идет такая битва.

- И ты говоришь: она начала все это?

- Это носилось в воздухе.

- Но она послужила искрой? - Он вздохнул. - Черт бы ее побрал, черт бы ее побрал. Знаешь, созови-ка ты генералов.

- Всех?

- Матталауса и Расидио. Они могут превратить этот дворец в неприступную крепость. - Он поднялся на ноги. - А я намереваюсь пойти поговорить с моей ненаглядной супругой.

- Нам прийти туда к вам?

- Разве что, если вы пожелаете стать свидетелями убийства.

Как и в прошлый раз, покои Кезуар оказались пусты. Но Конкуписцентия (утратившая все свое кокетливое настроение, дрожащая и с сухими глазами, что для ее постоянно плачущего племени было эквивалентом слез) знала, где находится его супруга: в своей часовне. Он ворвался внутрь в тот момент, когда Кезуар зажигала свечи у алтаря.

- Я звал тебя, - сказал он.

- Да, я слышала, - сказала она. Ее голос, некогда выпевавший каждое слово, теперь был тусклым и невзрачным, как и весь ее вид.

- И почему же ты не ответила?

- Я молилась, - сказала она. Задев небольшой факел, с помощью которого она зажигала свечи, Кезуар повернулась к алтарю. Подобно ее покоям, он был коллекцией всевозможных излишеств. Вырезанный из дерева и расписанный Христос висел на позолоченном кресте, в окружении херувимов и серафимов.

- И за кого же ты молилась? - спросил он.

- За себя, - ответила она просто.

Он схватил ее за плечо и развернул к себе лицом.

- А как насчет людей, которых разорвала толпа? За них ты не молилась?

- За них есть кому помолиться. У них есть люди, которые любили их. А у меня никого нет.

- Сердце мое истекает кровью, - сказал он.

- Нет, это не правда, - сказала она. - Но Скорбящий истекает кровью ради меня.

- Сомневаюсь в этом, леди, - сказал он, более позабавленный ее благочестием, нежели раздраженный.

- Я видела Его сегодня, - сказала она.

Новое проявление самомнения. Он поспособствовал ему.

- Где это было? - спросил он, сама искренность.

- У гавани. Он появился на крыше, прямо надо мной. Они попытались застрелить Его, и Он был ранен. Я сама видела, как Его ранило. Но когда они принялись искать тело, оно исчезло.

- Знаешь, тебе надо отправиться в Бастион к остальным сумасшедшим женщинам, - сказал он ей. - Там ты сможешь ожидать Второе Пришествие. Если хочешь, можешь все это забрать с собой.

- Он придет ко мне сюда, - сказала она. - Он не боится. Это ты боишься.

Автарх опустил взгляд на свою ладонь.

- Разве я обливаюсь потом? Нет. Разве я стою на коленях, умоляя Его о снисхождении? Нет. Обвини меня в каких угодно преступлениях, и, возможно, я окажусь виновным. Но страха во мне не будет. Ты должна это знать.

- Он здесь, в Изорддеррексе.

- Так пусть Он придет. Я буду здесь. Он найдет меня, раз уж я Ему так нужен. Но, сама понимаешь, он найдет меня не за молитвой. Может быть, я буду писать. Интересно, способен ли Он вынести это зрелище? - Автарх схватил руку Кезуар и зажал ее у себя между ног. - Может быть, именно Ему придется проявить смирение. - Он рассмеялся. - Ты когда-то молилась на этого паренька, леди. Помнишь? Скажи, что помнишь?

- Я сознаюсь в этом.

- Это не преступление, чтобы в нем сознаваться. Так уж мы созданы. Нам остается только нести это бремя. - Он неожиданно придвинулся совсем близко. - Не думай, что ты можешь бросить меня ради Него. Мы принадлежим друг другу. Если ты причинишь вред мне, то этим самым ты вредишь и себе. Подумай об этом хорошенько. Если наша мечта сгорит, мы поджаримся вместе.