Дмитрий Казаков - Падение небес

Когда мертвый город исчез из виду, Олен вздохнул с облегчением – руины, среди которых нашел убежище явившийся неведомо из каких глубин времени ледяной клинок, тянули его и манили, словно распустившийся цветок – пчелу. Хотелось вернуться, заново взять рифленую рукоятку, посмотреть на полупрозрачное лезвие, внутри которого пляшут белые огоньки, похожие на снежинки.

Но с каждой оставшейся позади милей это притяжение слабело, превращалось в сосущую невнятную тоску.

А на следующий день они вышли к границе Вечного леса. Впереди показались обычные для эльфийской чащи лесные гиганты – серые стволы, водопады вьюнков и облака листвы. На небо вернулось солнце, шафранно-желтая хмарь отступила к самому горизонту.

– Мяу, – сказал Рыжий и остановился.

– Ты не хочешь идти дальше? – спросил Олен, глядя прямо в золотые глаза, лишенные зрачков.

– Мяу, – оцилан подошел к Рендаллу, и принялся тереться о его ноги, оставляя на штанах клочья рыжей шерсти.

– Он дома, – голос Саттии чуть заметно дрогнул. – Он и так сделал для тебя столько, сколько иной родан не совершит за целую жизнь.

– Я понимаю, но, клянусь Селитой… – Олен нагнулся, погрузил пальцу в густую и мягкую, точно пух, шерсть. Почесал кошака за ушами, затем у основания хвоста, и тот благодарно замурлыкал. – Мне будет тебя не хватать, дружище.

– Мяу! – Рыжий развернулся и бодро затопал обратно.

Последний раз оглянулся и скрылся в зарослях.

Олен вздрогнул – ему показалось, что вырвали кусок из его собственного сердца. Первый шаг дался тяжело, второй чуть легче, и тут еще Саттия положила руку на плечо, помогая справиться с душевной болью.

Они прошли границу Вечного леса, и на уши обрушился лесной шум – песня соловья, отдаленный крик выпи, шорох травы под ногами. После безмолвия золотой чащобы все это показалось необычайно громким.

Двое, человек и четвертьэльфийка, двигались теми местами, в которых они были чуть меньше года назад. Только в этот раз шли пешком, и не висела на плечах погоня. Вообще хозяева этих мест не показывались на глаза, словно альтаро убрали все патрули с приграничных земель.

Олен, впервые за многие дни лишившийся меча на поясе, чувствовал себя голым. По ночам ему снились одни и те же сны: он обретал прежнее могущество и силу, вновь был в руке клинок из кости йотуна, легко рассекавший тела врагов, и волны послушного пламени качали наследника Безария Основателя. И он боялся только одного – выдать себя криком или стоном, дать Саттии основания подумать, что не все с ним в порядке.

Карман оттягивало, холодея с каждым днем, Сердце Пламени.

Принесенное из другого мира кольцо, оторванное от живой плоти, понемногу засыпало.

Рендалл знал, что и оно, и ледяной клинок видят в дремоте его – последнего человека, пускавшего их в ход. Ведь всякое оружие – ничто без держащих его рук, и любая магическая мощь не стоит ломаного гроша без горячего сердца, что питает оружие собственной силой.

И еще он помнил о том, что стал йоварингару, что его ждут долгие века жизни, но думать об этом пока не хотел.

Весна потихоньку уступала место лету, и не сеялись больше с неба бесконечные дожди. Да и сам голубой купол понемногу зарастал, исчезали шрамы, оставшиеся после вторжения гостей с Нижней Стороны. Вовремя восходили луна и солнце, и чувствовалось, что понемногу восстанавливается обычный, ну или без малого обычный порядок дел в Алионе.

Боги пали, уступили часть власти над миром, но многое в нем осталось так же, как и ранее. Только на востоке, в вышине, появилось Великое Древо, с определенного момента переставшее уменьшаться по мере удаления от него.

Уроженец Заячьего Скока подозревал, что оно будет выглядеть одинаково и из пустыни сиранов, и с Каменного острова – уходящий в небо бурый ствол, растопыренные ветви, облака, цепляющиеся за листья, сравнимые с ними по размерам.

На пятый день после выхода из Вечного леса Олен и Саттия прошли через Засеку, линию громадных дубов, что обозначает границу между человеческими землями и владениями альтаро.

Обитатели первого попавшегося на пути селения вытаращили глаза на путников, явившихся со стороны Великого леса. Но стоило сверкнуть золотой монете, селяне мгновенно сделались угодливыми и предупредительными, и для путников нашлось два коня на продажу.

Они были так себе, обычные крестьянские лошади, не привыкшие ходить под седлом, но выбирать не приходилось.

– Осталось совсем немного, – сказал Олен, когда крыши селения исчезли из виду. – Доехать до Безариона.

– Всего-то шестьсот с небольшим миль, – фыркнула Саттия. – Лишь для того, чтобы узнать, что творится с твоим наследством?

В первом же городке сменили лошадей на более породистых, а Олен заглянул в оружейную лавку. Оттуда вышел с мечом на поясе – обычным пвартером, который не поможет убить бога, но зато и не предаст, сделав хозяина игрушкой в руках иномирных сил.

Двое всадников, не привлекая ничьего внимания, проехали герцогство Вителия и оказались в пределах Золотой империи. Весна сменилась летом, минул год с того дня, как сгорел Заячий Скок и Рендалл бежал из собственного дома.

В подчиненных Безариону землях все было спокойно, хотя ходили самые дикие слухи о том, что именно случилось с Харуготом и кто сейчас сидит на троне. Говорили о возвращении свергнутого почти двадцать лет назад императора, о том, что консул убил себя сам, зачаровав насмерть. Но все соглашались в одном – теперь-то уж точно будет лучше.

Олен слушал эти разговоры с непроницаемым лицом.

Болтали еще и о том, что многие таристеры, что познатнее и посильнее, решили воспользоваться ослаблением власти и в открытую объявили о неповиновении. С юга приходили известия о восстании в Терсалиме и в недавно присоединенных землях, что принадлежали королевству Лузиания.

И вот это-то как раз походило на правду.

Люди с испугом поглядывали на поднимавшееся из-за горизонта Великое Древо, понемногу привыкали к нему. Торчит и пусть себе, не падает и податей не требует – и то ладно.

На одиннадцатый день первого летнего месяца показался Лиден, а чуть позже – вывеска с небольшим водопадом. Постоялый двор под названием «Горный ручей» ничуть не изменился, как и его хозяин.

Увидев Саттию и ее спутника, он самым непотребным для эльфа образом выпучил глаза, а затем принялся ругаться так, что посрамил бы даже портового грузчика откуда-нибудь из Терсалима. В «Горном ручье» пришлось задержаться, и за проведенные здесь сутки Олен едва не умер от обжорства.

Потом с трудом взгромоздился на лошадь, и в себя пришел, только когда они увидели золотистые стены Безариона.

– Вот он… – сказал Рендалл, чувствуя, что сердце начинает биться чаще, как и год назад. – Хорошо, что не в осаде.