Александра Лёвина - Силмирал. Измерение

…Очнулась я буквально в ту же минуту. На мой крик прибежала бабушка, и что-то говоря, принялась поднимать меня… а может, не меня… Почему-то в метре от того места, где я лежала. Сперва я тупо наблюдала за представлением: как бабуля помогает подняться воздуху, как отряхивает пустоту… Потом помахала ей ручкой:

— Эй, бабушка! Здеся я! Ау!..

Ноль внимания. В другом случае я бы даже не удивилась. Я уже привыкла к тому, что чтобы в моей семье на меня обратили внимание, нужно прыгать и орать, но сейчас…

Я испуганно вскочила и замахала руками у старушки перед лицом. Ни-че-го. В смысле эмоций. А потом… она повернулась, и, к моему вящему ужасу, её голова плавно прошла через меня, как через воздух.

«Вот это приход…» — успела подумать я, плавно уходя в глубокий обморок.

…Когда я вновь пришла в себя, на часах было уже половина третьего. Кристалл, как ни в чём не бывало, лежал на полу рядом. Я уж начала думать, что попросту заснула от недосыпа и со скуки, и всё произошедшее — сонный бред, как вдруг поймала себя на мысли, что мне почему-то неудобно сидеть. То есть, я сижу, опираясь на что-то, и мне неудобно… Поёрзала по полу. Сидеть стало комфортнее, а мне на колени плавно лёг длинный рыжий хвост в полосочку…

— Мама… — только и выдохнула бедная я, в самом деле ощущая какой-то специфичный запах, обычно присущий кошкам. Моя же спина утверждала, что «что-то», на что я опираюсь, большое, мягкое и пушистое. Одними губами шепча себе под нос все молитвы, которые я, будучи христианкой, худо-бедно знала — почему-то всё время на языке крутилась заупокойная —, я отодвинулась, передвигаясь по сантиметру в минуту, и обернулась…

Тут наступил шок номер два разделённый на два подпункта. Во-первых, «большим» оказался раздвижной родительский диван, на котором, на данный момент, и спали родители. Значит, сейчас ночь?! Светящиеся цифры 2:25 на магнитофонных электронных часах подтверждали этот вывод. Тогда… почему вокруг светло как днём?!

Во-вторых… хвост, в данный момент покоящийся у меня на коленях, принадлежал не кому нибудь, а мне…

Минут десять мне понадобилось, чтобы только осознать одно это. Онемев от ужаса, я тем не менее спокойно поднялась на ноги, и, только на цыпочках выбравшись из спальни сквозь щель меж дверью и косяком, рванула в ванную к зеркалу. Минуту таращилась туда, а потом заорала так, что, будь меня слышно, весь район напрочь лишился бы стёкол… и сна заодно.

Но по каким-то неизвестным мне законам свой крик слышала лишь я сама. Придя к такому выводу, а также к тому, что у меня в лёгких стремительно заканчивается воздух, я резко заткнулась. Впрочем, не отрываясь от лицезрения.

Таращившееся на меня отражение имело не только полосатый хвост, но и подобающую шкурку и морду с прижатыми ушками и выпученными изумрудными глазами. И, почему-то, пышную шевелюру, больше похожую на львиную гриву, струящуюся меж круглых ушей. Впрочем, какой-то намёк на человекоподобие всё же имелся: я легко удерживалась на задних ногах, да и тело, несмотря на шерсть и пушистую манишку на груди, всё же имело больше человеческие черты… Вот только мне от этого не легче!

Я тихонько заскулила и попятилась вон из ванной. Уткнувшись спиной в находящийся напротив неё шкаф, я закрыла ладонями лицо и медленно сползла на пол. Острые когти чуть царапнули лоб. Хоть на этом спасибо… непобедимая привычка грызть ногти оставляла мне только мечтания о красивом маникюре.

«Так… Спокойно, Александра Павловна… Спокойно… Либо это полуночные глюки, либо ты ещё не проснулась…»

Я тихо встала, не отрывая рук? лап? от лица и осторожно раздвинула пальцы. Полминуты внимательно рассматривала своё усатое-полосатое отражение и со стоном зажмурилась, расставаясь с надеждой о глюках…

Дабы проверить вторую теорию, я собралась было ущипнуть себя, но в последний момент побоялась… А что, если это не сон?!

В голове насмешливо крутилась ехидная присказка: «Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша». У-у-у…

Вдруг дурацкую фразочку у меня в голове перебила другая, гораздо более важная. Я отдёрнула лапы от морды и вновь прилипла к зеркалу (чувствую, ему уже скоро тошно станет от моих приставаний…). Осмотрела себя раз, другой…

«Да ведь король-то голый!»

Да, так и есть! Кроме пушного покрова, на мне не было не ниточки. Я снова метнулась к родителям, уже совершенно не скрываясь. Какая разница, если меня никто не видит и не слышит? Угу… Метнулась…

Деревянная полуприкрытая дверь радостно поприветствовала меня лоб в лоб. Полюбовавшись некоторое время на трещины в потолке, я поднялась с пола и, потирая ушибленное плечо, удивлённо и воинственно воззрилась на дверь. Не поняла… Открывающаяся и закрывающаяся от малейшего дуновения ветерка, сейчас она не сдвинулась и на миллиметр. Чтобы окончательно в том удостовериться, я упёрлась в неё здоровым плечом и надавила изо всех сил. Когти на ногах зашкрябали по линолеуму, не оставляя на нём не единой царапины. Выдохнувшись, я сдалась и от переизбытка эмоций пнула упрямую деревяшку.

— Й — я — а — ау! — взвыла от боли я, прыгая на одной ножке. Да что ж такое, а?! Это… это что, я и гардероб не открою?!

Да, так и есть! «Я» в своём теперяшнем обличье не только не могла открыть дверь, я даже пылинки не могла сдуть! А тут ещё предательски заурчало в животе… Я в бессилии опустилась на пол и перевела взгляд на отдыхающих родичей. Мама спала на краю кровати, лицом ко мне. По спокойствию, умиротворению на её лице, лёгкой улыбке я догадалась, что ей снятся добрые сны… Что — то дрогнуло у меня внутри. Я подалась вперёд и неожиданно жалобно мяукнула:

— Мама? Мама — а…

Тишина. Мама Лия меня не услышала…

Она меня не услышала… Она, самый близкий мне человек, способный услышать мой тихий всхлип даже когда я в своей спальне; могущая почувствовать, что мне плохо, даже на работе, и позвонить и утешить… Сейчас она меня не услышала. Вот когда я почувствовала себя по настоящему одинокой…

И почувствовала настоящий страх.

Я подползла к ней поближе. Глотая слёзы и бормоча что — то ласково умоляющее, я пыталась коснуться её, погладить по волосам, небрежно разметавшимся по подушке… А она не слышал и не чувствовала… В конце концов я прекратила бесплодные попытки и, опустив мордочку на одеяло, крепко зажмурилась и замерла. Только прозрачные капельки слезинки стекали сперва по моим щекам, оставляя мокрые дорожки, потом по одеялу, но словно бы и не касаясь его…

Я не любила фильмы ужасов. Не только из — за эстетических соображений, но ещё и из — за того, что потом они мне снились. Но даже этих кровавых, неестественных снов я не боялась так, как тех, в которых мои родители уходят… уходят и не возвращаются…