Елена Величка - Кольцо демона

— Я узнаю, кому ты достанешься. Плохо ему будет!

Колдунья отломила пышную, липкую от смолы ветку и исчезла, унося её с собой.

По быстрым рекам шведского севера лес сплавляли на юг страны, где он использовался как топливо и для иных хозяйственных нужд. Лучшая его часть поступала на верфи.

В июле 1657 года сосна колдуньи Ингрид стала мачтой на двадцатичетырёхпушечном корабле "Седой странник", выстроенном по заказу некоего жителя Стокгольма. Георг Хёгвальд — так звали заказчика — прежде служил в королевском военном флоте в чине лейтенанта, но после смерти какого-то родственника сделался владельцем большого состояния и оставил службу. С тех пор он вёл праздное существование, не пытаясь приумножить своё богатство, за что прослыл бездельником. Впрочем, ни в чём другом его нельзя было упрекнуть. В его доме не случалось буйных оргий. Ни разу он не разгромил в пьяном угаре погребок, где обычно собирались моряки и куда он частенько наведывался выпить пива и побеседовать с прежними товарищами по службе. Казалось невероятным, что бывший моряк, да к тому же человек молодой и не обременённый семейством, ведёт такую спокойную тихую жизнь.

В то время население Стокгольма не превышало тридцати тысяч человек, и каждый гражданин был на виду, тем более состоятельные люди. Неудивительно, что с тех пор как Хёгвальд обосновался в городе, о нём ходили разные нелепые слухи. Прислуга внимательно следила за ним, пытаясь узнать, какими чёрными делами он занимается в тайне от добрых людей. Но любопытных постигло разочарование. Хёгвальд не замечал общего интереса к своей особе. Похоже, что ему действительно было нечего скрывать. Его не тревожили подозрительные посетители. Ночи он проводил дома. Молчаливый, необщительный, он любил покой и порядок. В его доме царила глубокая тишина, словно там обитали не люди, а призраки. Слуги ходили на цыпочках, говорили полушёпотом. У болтливых и шумных хозяин высчитывал из жалования за беспокойство.

Роскоши он не ценил. Его комната напоминала обстановкой офицерскую каюту на военном корабле. Одевался он просто и не носил ни парика, ни каких-либо украшений, кроме старинного массивного кольца с сапфиром, которым дорожил как амулетом. На упрёки в пренебрежении модой Хёгвальд обычно отвечал, что не хотел бы выглядеть хуже собственного костюма.

В самом деле, он не был красив. Его узкое остроносое лицо с глубоко посаженными водянисто-голубыми глазами и жёстким ртом, гладкие бесцветные волосы вряд ли могли вдохновить живописца или привлечь разборчивую красотку. Худоба и привычка держаться очень прямо зрительно увеличивали его и без того слишком высокий рост. Но было в этом необщительном и в общем-то скучном человеке своеобразное обаяние, располагавшее к нему с первого взгляда. Никому в городе не приходилось видеть Хёгвальда разгневанным, радостным или печальным. Его невозмутимость, ровный спокойный тон и постоянство требований нравились слугам, и они охотно прощали ему безобидные прихоти.

Когда "Седой странник", наконец, сошёл со стапелей и по городу пронёсся слух, что Георг Хёгвальд приобрёл каперский патент и спешно вербует команду, сплетники угомонились. Впервые за шесть лет жизни в Стокгольме Хёгвальд предпринял нечто, заслуживающее одобрения. Шла война с Данией, и для молодого человека, знающего толк в военном деле, сидеть сложа руки в такое время было просто позором.

Достав из кармана трубку, Георг Хёгвальд положил её перед собой на чёрную с золотой вышивкой скатерть и ласково потрепал по голове собаку, с ворчанием привставшую возле его кресла. Это была тощая гладкошёрстая немецкая гончая. Ощетинившись, она смотрела в дальний угол комнаты, куда не достигал свет горящей на столе свечи.

Ненастный вечер стучал мелкими дождевыми каплями в высокое окно. Тяжёлые синие шторы слегка покачивались, когда порывы ветра с воем сотрясали рамы.

— Не бойся, Хильд, — сказал Хёгвальд, поглаживая собаку. — Этот шторм нам не опасен. Другое дело, если такая погода застигнет нас в море. Тогда твоему хозяину придётся несладко.

Собака, носящая имя одной из валькирий, лизнула ему руку и заскулила. Но внезапно из её горла вырвался странный хрипящий звук. Она взвыла и прижалась к ногам хозяина. Удивлённый, он поднял глаза и оцепенел. В трёх шагах от него в густой тени чёрного полога кровати тускло светился туманный столб. Нет! Это была женская фигура, похожая на сгусток мерцающего пара. Вцепившись в резные подлокотники кресла, Хёгвальд безмолвно наблюдал, как она медленно приближается к нему. Очертания её не менялись при движении, словно зыбкое вещество, из которого она состояла, было заключено в невидимую твёрдую оболочку.

Собака в страхе забилась под стол. Пришелица остановилась перед Хёгвальдом, и он услышал её негромкий голос:

— Для тебя срубили мою сосну. Ты лишил меня половины моей волшебной силы, а я возьму твой корабль. Если выйдешь на нём в море, не вернёшься!

Призрачная фигура надвинулась на Хёгвальда. На миг он ощутил себя как бы в наплывшем облаке тумана. Вскочив, он быстро обернулся, но пришелица уже исчезла.

Заперев дверь, хозяин дома вернулся к столу. Собака высунула морду из-под скатерти и виновато взвизгнула.

— Вылезай, Хильд, — хладнокровно произнёс Хёгвальд. — Она ушла. Слава Создателю, я не лесоруб и не сплавщик, но ведьма, кажется, решила выместить на мне свою злобу. Что ж, моё завещание готово… Я не могу отказаться от этой экспедиции.

Набив трубку табаком, он разжёг её от свечи и закурил. Собака подошла, виляя хвостом, и положила голову на колени хозяина. Её тёплые карие глаза смотрели на него с тревожным вопросом. Хёгвальд невесело улыбнулся:

— Великодушное существо, ты живёшь для меня и этим счастлива. Ты разделишь мою судьбу, какой бы она ни была.

Густой туман поглотил вечерний город. Погода напоминала осеннюю, и не верилось, что в разгаре лето.

Остановившись перед аркой своего дома, Георг Хёгвальд окликнул Хильд, рыскавшую за непрозрачной туманной завесой. Вторую половину этого промозглого дня они провели на корабле и теперь возвращались домой. Последний вечер на берегу им предстояло коротать вдвоём.

"Ничего, — думал Хёгвальд, ожидая свою беззаботную спутницу, — мы устроим для себя маленький праздник, я прикажу накрыть стол в зале, зажечь канделябры…"

— Господин, купите птицу!

То, что неожиданное предложение было сделано по-голландски, не так изумило Хёгвальда, как облик существа, появившегося перед ним будто из-под земли. Это был мальчуган лет десяти-двенадцати, тощий, длинноногий, чумазый. Обеими руками он держал за ручку большую корзину и, сгибаясь под её тяжестью, заглядывал в лицо Хёгвальду. В корзине сидел великолепный петух. Свесив три длинных красно-жёлтых пера, он важно посматривал на незнакомца круглым чёрным глазом.