Кристи Голден - Рождение Орды

— Да это легко. Ты и сам бы догадался.

— Не-а, — признался честно. — Не догадался бы. Отпечатки-то я видел, но поленился рассмотреть внимательнее. А ты — рассмотрела. Когда-нибудь станешь великолепным охотником.

Она выпрямилась горделиво, глянула, улыбаясь, и будто теплая, мягкая сила потекла в Дуротановых жилах. Не в обычае у него было молиться, но, глядя на девушку, взмолился: «О духи, пусть эта женщина будет благосклонна ко мне!»

По следу шли, как стая волков. Дуротан уступил лидерство — Дрека читала следы не хуже.

Вместе они прекрасно дополняли друг друга. У него глаза зорче, но она внимательнее.

Глядя на следы, обогнули пригорок. Интересно, каково драться рядом с нею?

Воздух разорвало рычание. Огромный черный волк, припавший к туше копытня — того самого, хромого, развернулся к пришельцам. Невыносимо долгое мгновение трое хищников глядели друг на друга, недвижимые. Но не успел могучий зверь изготовиться к прыжку, как прыгнул Дуротан.

Секира взвилась птицей, будто сама по себе, упала, впилась глубоко в тулово, но желтые клыки с хрустом сомкнулись на руке. Взорвалась, вспыхнула огненно-белая боль! Но Дуротан вырвал руку из пасти. На этот раз тяжелей поднимать секиру — из руки хлещет кровь. Волк уставился на Дуротана, глаза в глаза, ярость в желтых зрачках, пасть распялена ревом, вонь тухлого мяса — жаркой волной.

И вдруг, за мгновение до того, как огромные челюсти сомкнулись на шее, он услышал боевой клич. Краем глаза уловил движение — Дрека прыгнула с копьем наперевес. Длинное изукрашенное оружие пронзило зверя. Тот мотнул головой.

В этот же миг Дуротан взмахнул секирой и ударил изо всех сил. И почувствовал: лезвие прорубило тело, ушло вниз, в землю, так глубоко, что и вытянуть сразу не смог.

Ступил назад, дыша тяжело. Дрека встала рядом. Чувствовал ее жар, ее азарт, страсть к охоте — столь же сильную и яркую, как и у него. Стоя рядом, они смотрели на могучего зверя, удивляясь, что еще живы, ведь, застигнутые врасплох, победили тварь, с которой обычно могли совладать лишь несколько испытанных и умелых охотников. Враг лежал, подтекая кровью, рассеченный надвое Дуротановой секирой, а сердце его было пробито копьем Дреки. Дуротан понял, что и определить не может, кто именно нанес по-настоящему смертельный удар, и от этого смешно и нелепо обрадовался.

И плюхнулся наземь.

Тут же Дрека взялась за располосованную руку. Принялась промывать, ворча под нос, когда кровь все не унималась. Смазала целительным бальзамом, забинтовала туго, размешала в воде горькие травы и заставила выпить. Вскоре Дуротанова голова перестала кружиться.

— Спасибо, — выговорил спокойно.

Она кивнула, не глядя, но уголок губ тронула усмешка.

— Что такого смешного? Я не устоял на ногах, да?

Голос его прозвучал с неожиданной грубостью, и она глянула удивленно, настороженно.

— Вовсе нет. Ты храбро бился. Многие бросили бы оружие после такого укуса.

Слова оказались неожиданно приятны — ведь не лесть, просто правда.

— Тогда… что ж тебя позабавило?

Она улыбнулась, не отводя глаз.

— Я знаю кое-что, чего ты не знаешь. Но после нашей охоты, думаю, сказать можно.

— Я польщен такой честью, — ответил он, тоже улыбаясь.

— Я сказала вчера, что еще не в возрасте для брачной охоты.

— Да.

— Ну… возраст мой наступит скоро.

— Понимаю, — сказал он, хотя вовсе и не понял. — Так когда ты придешь в возраст?

— Сегодня, — ответила она просто, улыбаясь еще безмятежнее.

Одно долгое, странное, слитное мгновение он глядел на нее молча, затем, не говоря ни слова, притянул к себе и поцеловал.

Талгат уже довольно долго наблюдал за орками и отступил, лишь когда их зверская похоть оскорбила чувства. Бытие ман'ари куда разумнее.

Кроме женственных длиннохвостых созданий с кожистыми крыльями, ман'ари утоляли похоть не совокуплениями, а насилием. Насилие — совершеннее и проще. Талгат умертвил бы обоих звероподобных тварей на месте, но господин строго приказал не вмешиваться. Если эти двое не вернутся в клан, начнется суматоха, поиски, расспросы. Хотя они — лишь ничтожные мошки, мошки тоже могут стать изрядной неприятностью. Кил'джеден приказал лишь наблюдать и исследовать, ничего больше. Раз приказал — так Талгат и сделает.

— Месть — это плод. Он сладок, если дать ему вызреть как следует, — сказал Кил'джеден.

За долгие годы он не раз отчаивался отыскать беглых эредаров. А теперь, пока Талгат докладывал, все больше росли уверенность и радость Кил'джедена.

Талгат послужил хорошо. Понаблюдал за жалкими «городами», сотворенными когда-то могущественным Беленом и кучкой его беглых соратников. Понаблюдал, как они жили, охотясь, словно звероподобные твари, которых называли орками, как возделывали землю, своими руками кладя в нее зерна. Наблюдал, как торговали с заросшими мясом, едва способными к речи тварями, обходясь с ними со смехотворной вежливостью. Кое-какие отзвуки былой силы еще ощущались в их постройках и делах, но владыка Кил'джеден точно порадуется, узнав, как низко пал его бывший Друг.

Дреней — вот как они звали себя теперь. Изгнанники. И мир свой назвали Дренор.

Владыка Кил'джеден удивителен в желаниях.

Хочет знать как можно больше про орков, а не про нынешнего Велена. Как организованы орки, каковы их обычаи, кто их вожди и как те достигают власти, что важно отдельному орку и целому их клану?

Работа Талгата была не рассуждать, но попросту докладывать об увиденном — и он старался как мог. Когда наконец Кил'джеден вызнал все выведанное Талгатом, вплоть до имен обеих тварей, спаривавшихся после охоты, исполнился, пусть и ненадолго, удовлетворенной радости.

Наконец-то месть найдет свою цель. Велен и его выскочки понесут наказание. Но не в виде скорой смерти от армии преображенных эредаров, превращающей их в кровавые клочья. Это было бы слишком милосердно. Кил'джеден хотел их смерти, но перед тем хотел их полного, абсолютного, чудовищного унижения. Хотел медленно, сладко раздавить, будто насекомое сапогом.

И теперь знал, как это сделать.

Уроки того времени были жестокими, ценою их стали кровь, муки и смерть. Но едва не принесшее нам гибель нас и спасло. Мы выжили благодаря единству. Раньше каждый клан стоял за себя, каждый орк был свирепо и беззаветно предан своему клану и никому другому. То, ради чего мы объединились и против кого дрались — ужасная, едва ли не роковая ошибка. Мы еще платим за нее.

И поколения после меня еще заплатят. Но само единство — это сила и великое достижение. Знание о силе единства я вынес из пепла нашего прошлого. Именно потому я говорил с вождями столь многих и разных народов, желая объединиться с ними ради цели, которой можно гордиться.