Кристи Голден - Рождение Орды

А те еще не прошли посвящение, не могли вместе с воинами кланов участвовать в охотах на огров и тем более в редких опасных охотах на гроннов. Молодых допускали на охоту, считавшуюся безопасной, к примеру на талбука. Дуротан всегда мечтал: когда-нибудь он, взрослый и сильный, отправится убивать жутких огров, добудет славу для себя и клана.

Но теперь исполнение мечты совсем не радовало. Земля тряслась, и в реве огра уже отчетливо различались слова: «Убить орк! Плющить! Ры-ы!»

От рыка чуть не лопались перепонки.

Огр приближался. Дуротан мысленно кричал ногам: «Быстрей! Быстрей!» Но оторваться от чудовища не мог — оно уже приблизилось настолько, что его тень заслоняла слабый свет, пробивавшийся сквозь кроны.

Лес поредел, посветлело — близилась опушка. Дуротан мчался изо всех сил. Выскочил из лесу, зашлепал по мягкой траве. Оргрим опережал, но не намного. Отчаяние захлестнуло душу Дуротана, а следом — черная волна ярости. Ведь так и не стали взрослыми! Не сходили на первую настоящую охоту, не потанцевали у костра с женинами, не омыли лицо в крови первой убитой в одиночку добычи… Столь многого еще не успели! Умереть смертью героя в битве — это одно, но быть прибитыми уродливой тварью — это не почетно, это попросту смешно!

Зная, что теряет драгоценные мгновения, но не в силах удержаться, Дуротан оглянулся, чтобы выкрикнуть последнее проклятие огру перед тем, как тот расплющит их в лепешку огромной дубиной.

И от увиденного отвисла челюсть.

Спасение явилось беззвучно, будто родилась из неба спокойная волна белых, голубых, серебристых тел и одежд. Знакомо заныли буравящие воздух стрелы, и в реве огра к ярости примешалась боль. Дюжины стрел — крохотных колючек на чудовищном белесом теле — помешали огру, замедлили смертоносный бег. Тварь взвыла, заскреблась, пытаясь выдрать колючее, болезненное.

Зазвенел ясный, сильный голос. Хотя и не понимая языка, Дуротан узнал слова силы, и волосы вздыбились на загривке. Вдруг повсюду засверкали молнии — но вовсе не похожие на те, какие вызывали шаманы. Белые, голубые, серебряные лучи вспыхивали вокруг огра, вились, сплетались в сеть — все тесней и тесней. Огр взревел снова — и рухнул тяжко, сотрясая землю.

И тогда дренеи, закованные в блестящую металлическую чешую, отражавшую разноцветье волшебных энергий, ослепившее Дуротана, спешились и подошли к павшему. Засверкали клинки, снова зазвучали слова силы, и Дуротан невольно закрыл глаза, чтоб не обезуметь от жуткого зрелища.

Наконец все стихло. Дуротан открыл глаза — огр был мертв. Глазищи остекленели, язык высунулся из разинутой пасти, тело испещрили кровавые раны и черные пятна ожогов. Тишина повисла такая глубокая, что Дуротан слышал прерывистое дыхание Оргрима — и свое. Переглянулись, ошеломленные. Конечно, оба и раньше видели дренеев, но лишь издали. Те являлись время от времени к тому или иному клану, выменивали тщательно изготовленные инструменты и оружие, красивые фигуры из камня на толстые шкуры лесных зверей, яркие тканые одеяла, руды и материалы, добытые орками из земли и скал. Такие встречи предвкушали — интересно было и выгодно, — но длились они недолго, всего по нескольку часов.

Голубокожие, тихоголосые, жутковато притягательные дренеи были слишком чужими, странными. Ни один из вождей не предложил им остаться — погостить, разделить трапезу. Жили бок о бок друг с другом в мире, но без особой приязни — и обе стороны вполне устраивал такой порядок.

И вот глава отряда, столь неожиданно принесшего спасение, подошел к Дуротану. Лежа на земле, орк заметил никогда не замечаемое издали: ноги дренеев изгибались назад — будто у талбука! — завершаясь раздвоенными копытами, одетыми в блестящий металл доспеха. И еще у каждого был толстый безволосый хвост, покачивавшийся туда-сюда. Подошедший склонился над Дуротаном, протянул сильную синюю руку. Орк заморгал, глядя на странные ноги дренеев, на ящеричий хвост и поднялся сам, не замечая руки чужака. Глянул в лицо, подивился голове, на макушке которой словно приросла пластина брони. Над разноцветным табардом вились по ветру черные волосы и борода, пронзительные, яркие глаза были цвета замерзшего озера.

— Вы не пострадали? — спросил дреней на ломаном общеоркском, с очевидным трудом выговаривая гортанные звуки.

— Только моя честь, — пробормотал Оргрим на диалекте своего клана.

Дуротану тоже было обидно. Да, жизнь-то спасли, и спасибо им. Но ведь видели двух героев-недорослей удиравшими со всех ног. Конечно, куда там драться — один удар огромной дубины сделал бы из каждого мокрую кучку. Но все же, все же…

Дреней то ли не расслышал, то ли не понял, то ли не захотел показать — просто улыбнулся. Глянул на небо — и тут Дуротан уразумел, что солнце-то уже над самым горизонтом! Раз-два, и стемнеет!

— Вы забрели слишком далеко от дома, а солнце вот-вот зайдет, — сказал дреней. — Из какого вы клана?

— Я — Дуротан из клана Северного Волка, а он — Оргрим из клана Черной Горы.

— Из разных кланов? — удивленно спросил чужак. — Вы, наверное, собрались драться, раз ушли так далеко от родных мест?

Оргрим с Дуротаном переглянулись.

— И да, и нет, — ответил Дуротан. — Мы — друзья.

— Друзья? Из разных кланов?

— Да. — Оргрим кивнул. — Это необычно… но ведь не запрещено, правда?

Дреней кивнул, удивленный. Глянул еще раз на обоих, затем повернулся к спутникам, заговорил на своем языке — мелодичном, переливчатом, будто ручей журчит по камням или птицы поют в листве. Те слушали внимательно. Выслушав, один достал из-за пояса кожаную флягу, отпил глубоко и побежал на юго-восток, в сторону земель клана Северного Волка — гладкой, ровной, грациозной побежкой, почти как у талбука. Второй же заспешил на восток, к землям клана Черной Горы.

Дреней снова повернулся к оркам.

— Они оповестят ваши семьи, скажут, что вы здоровы и невредимы. Завтра вы вернетесь домой.

А пока я счастлив предложить вам гостеприимство дренеев. Мое имя — Ресталаан, я глава стражей Тэлмора — города, с которым торгуют оба ваших клана. К сожалению, я не помню ваших лиц — но, кажется, оркская молодежь побаивается и сторонится нас, когда мы приходим торговать.

— Я не боюсь никого и ничего! — прорычал Оргрим.

— Но ведь ты убегал от огра? — Губы Ресталаана чуть изогнулись в улыбке.

Лицо Оргрима потемнело, в глазах засветилась злость. Дуротан набычился — так и знал ведь, этот Ресталаан и его приспешники видели бегство и сейчас примутся насмехаться!

— Это бегство — не трусость, но мудрость, — продолжил Ресталаан, будто не замечая, как его слова подействовали на молодых орков. — Если б вы не побежали, нам бы пришлось завтра вместо двух здоровых молодых орков слать вашим кланам два трупа. Оргрим и Дуротан, послушайте меня: в страхе нет стыда. Стыдно должно быть лишь тогда, когда страх мешает сделать правильное. А в вашем случае бегство — единственно правильное.