Оксана Демченко - Королевский маскарад

– Украли! – подло закричала Оса, не дав похитителям времени отбежать от трактира даже до края полянки. – Ловите! Младшую королеву украли!

– Всех, того, прокляну! – раздалось вполне ожидаемое заявление Сэльви из ночной темноты на южной стороне поляны. – Уже бегу, нош в жубы, и шражу беху…

– Лови воров!

Опознав голосок Асты, Лильор резко отстал от похитителей. Ему ободряюще махнули рукой и помчались дальше, точно соблюдая маршрут, ведущий в ловушку, то есть к замаскированным в лесу столам, где три дня пропадала большая часть населения долины, готовя праздник.

Час спустя королева всех настигла и красиво изловила, умудрившись подраться на осах с собственной дочерью – Кошкой Ли, накинуть петлю аркана на эфрита и не уследить за Астой, украденной старшим сыном из самой середины цепочки преследователей. Отсмеявшись, выпили по бокалу знаменитого королевского сбитня. Орильр тем временем как раз поймал сына и Асту, доставил на поляну. Их тоже угостили сбитнем и мамиными наставлениями.

А потом на поляну выбрался небольшой караван, сильно украсивший праздник. Многие видели верблюдов впервые в жизни. Огромные, красные в отблесках ночного пламени, они не интересовались восторгами, спокойно дождались развьючивания и принялись довольно изучать траву, несравнимую по густоте, сочности и вкусу с пустынной.

Фэриз, прибывший учиться в Круге мудрых, радовался многочисленности эльфов и их тонкому праздничному волшебству, подсветившему осенний лес. Бронг суетливо поправлял ковер, разостланный для несравненной эфрити. Жависэль всерьез ревновал свою будущую жену ко всем гномам, готовым ей поклоняться и потакать.

Королева смеялась, распоряжалась церемонией и угощением, здоровалась с соскучившимися подданными. И думала, что осень удалась. И все очень славно. Вот только одна маленькая заноза колет сердце – ее сын Лоэль далеко и один. Никак не успеть помочь, даже если самой бежать. У него уже зима, морозы лютуют, рядом злоба копится и давит. Она мать, все кожей чувствует. Как управится малыш Элло? Как одолеет беду, ведь не воин, как Лиль или Кошка…

– Уймись, все будет хорошо, – обнял королеву за плечи Орильр. – Я знаю.

– Ты же маг, ты ничегошеньки в ведьминских предчувствиях не понимаешь, – вздохнула Сэльви, жалобно заглядывая в зеленые глаза. – А я понимаю, но все равно тебя слушаю. И успокаиваюсь.

– Я папа Лоэля, – подмигнул король. – Поверь мне, он делает нужное и важное для всех. Те, кто заблудился в зиме много веков назад, должны наконец-то увидеть весну. И вернуться к нам. Мне не хватает Виоля. Жаль, ты его не знала. У меня позже не было такого друга. Представь, чтобы в одном эльфе уживались стальное упорство Рртыха и хрупкое умение видеть красоту, характерное для его жены Тафи.

Лоэль-а-Тэи бежал последние версты до селения кайга в неприятном отупении. Нет, от быстроногого Дюпты, к огромному удивлению последнего, он не отставал. Хотя неслись так, что олени не выдержали. Сперва Дюпта бросил вьюки, а потом, дав эльфу последний раз отдохнуть в седле, оставил и уставших сверх меры учагов. Крикнул – мол, сами доберутся. А если и нет, сейчас они не важны. Время куда ценнее.

Магия, обращенная на себя, действует мощно. Наставница Эриль пользовалась неутомимостью в дальних походах и строго предупреждала учеников: это опасное и неоднозначное средство, которое следует применять с большой осторожностью. Заклинатель сам тратит себя же на магическую подпитку – и одновременно расходует физические силы. Да, он бежит, не ощущая усталости, преодолевает значительные расстояния куда быстрее, чем смог бы в иных условиях. Но если нагрузка слишком велика, приходится расплачиваться непосильно дорого.

Эльф отчетливо осознал – он уже платит. Отупением, перерастающим в окончательное безразличие. Зрением, ухудшившимся настолько, что у снега остались лишь оттенки серого, без тонких полутонов. Слухом, направленным теперь внутрь, на изучение звенящего тока крови в сосудах и счет толчков сердца. Магией, утекающей в воронку растущей усталости все быстрее, трудно и неполно контролируемой. Но сейчас надо добраться домой. Обязательно.

Их ждали. Тимынтэ, сколько бы он ни называл себя слабым шаманом, дело знал. Услышал идущих от реки издали, понял сполна усталость гостя и приготовил все самое необходимое: ужин и теплое питье на травах. Лоэль кое-как вошел в чум и рухнул на шкуры. Рядом засуетились «жены», сочувствуя ему искренне, без тени насмешки. Помогли стащить теплый сокуй и парку, укутали в мех. Сыру взялась кормить с ложечки, как маленького. Сигэ усердно разминала усталые ступни, ругая всю странную «семью» – «мужа», вождя, шамана, брата, себя и подругу. Сильнее прочих оказался неправ, само собой, брат.

– Дюпта, ты очень плохой друг, однако! Ты изводишь моего мужа, со свету сживаешь! С тобой Дянгу и его сын бегать не могут, сам Бынгу устает через один аргиш. Ну сильно злой ты человек, что еще сказать?

– Шаману нельзя себя заклинать, совсем нельзя, – укоризненно добавил Тимынтэ. – Даже я знаю, а я только слабый помощник, мало-мало учился! Ты себя шибко загнал, Элло. Зачем так спешил? Мы все сделали, как велел. Узнал бы завтра – что дурного? – Шаман вздохнул, безнадежно махнул рукой. – Хотя ты прав. И хорошего нет ничего. Будешь слушать или нет сил, спать надо?

– Буду слушать, – кивнул Лоэль, отбирая у Сыру ложку. – Вкусная еда. Спасибо.

– Сигэ старалась, – выдала подругу Сыру. – Каша, мы ее не едим. Совсем мало крупы меняем у леснийцев. Но мы думали, ты будешь рад такой еде. Дюпта ходил наверх, ел там кашу и нас научил, как надо варить. С орехами, с ягодами, с маслом. Шибко соленая. Все правильно?

– Да, хорошо, – еще раз блаженно признал Лоэль.

– И травяной отвар с медом, – гордо добавила Сыру. – Очень ценный. Тимынтэ ходил к Дянгу и взял для тебя. Охотник бы и больше отдал, и даже – все. Ты у нас сильный шаман, Хэнку теперь совсем живой. Разговаривает, уже узнает маму.

– Заботливые у тебя жены, но, однако же, болтливые, – усмехнулся Тимынтэ. – Слушай, Элло, что мы с Сыру во сне вспомнили. Это важно.

Шаман достал – Лоэль чуть не подавился овсяной кашей – бумагу. Настоящую такую, хорошей гномьей выделки, вощеную. Вот уж чего эльф никак не ожидал обнаружить в столь диком на вид стойбище. Он предположил, что здесь ее ценили безмерно высоко. И все же смело пустили в дело ради записи истории сна. Заметки были нанесены на лист очень мелким почерком, с сокращениями, но усердно и подробно. Большой лист они заполнили целиком. С одной стороны писала Сыру, с другой – сам Тимынтэ. Теперь оба рассказчика разбирали слипшиеся обрывки слов и дополняли их деталями.