Оксана Демченко - Королевский маскарад

Мастер спрыгнул с коня и передал повод Лэйли. Посоветовал ждать его в небольшой пыльной роще, близко к стенам не подходить и пока ничего не предпринимать. Достал из седельной сумки мешочек с амулетами и лентами, прихватил плащ – и исчез, как умеют только следопыты.

Гэхир даже не пытался понять, как мастер растворяется в горячем воздухе. Зачем тратить силы на заведомо непосильное? Он уже расседлывал коней, укладывал вьюки, проверял запасы воды и кормов. И думал, что путешествовать, имея в отряде эфрита, очень удобно. Он неспособен вынуть из воздуха бегемота, которого вчера имела наглость попросить Кошка Ли. Требовала просто оттого, что прежде ни разу не видела этого животного – важный довод! Рахта ловко выкрутился, вызвал мираж и посоветовал смотреть с безопасного расстояния. Пояснил: бегемот опасен, он плохо видит и любого, кто рядом, способен счесть врагом, то есть попытаться растоптать. Кошка презрительно фыркнула – и потребовала слона… Рахта показал мираж целого стада слонов. И пояснил, что своей силой способен вызвать сюда лишь небольшой предмет, и в большинстве случаев – неживой или, в крайнем случае, не теплокровный. Арбуз, персики, халву – это пожалуйста. Можно также наполнить водой бурдюк или кувшин.

Кошими сморщила нос и тотчас потребовала все перечисленное – и ее очередному капризу никто не удивился. Вот и теперь она вычистила коня, торопливо расстелила узорный коврик, выставила и выложила на него подносы и пиалы. Нащупала удобный некрупный камень и кинула отвернувшемуся эфриту в спину. Тот отбил, обернулся и склонился в шутливой покорности.

– Чего изволит госпожа?

– Персики. – Она указала на большую миску. – Эй, не жульничай, делай покрупнее! Так, сюда – лепешки, вот сюда… Я же не договорила!

– Стараюсь быть расторопным, – невозмутимо отозвался эфрит, изучая заваленный фруктами ковер. – Пробуй, я скажу, что как называется. Эти вот с островов в океане, очень далеко отсюда, на юге. Во-он те и вовсе с иной части суши. Яблоки ты знаешь.

– Удачные, – похвалила Лэйли, пробуя самое большое. – Рахта, ты ведь сестру чувствуешь. Как она?

– Ей трудно, – вздохнул эфрит, становясь серьезным. – Ее теперь стерегут вдвое злее, не доверяют. Знаешь, мне неясно: кому подчиняется войско?

– Вот зачем нужны проблемы с южными соседями, – догадался Фэриз. – Войско Дэйгэ велико и отменно обучено. Даже магам не по зубам. Нас, то есть их, всего сотни полторы, а сильных и того меньше. Полагаю, три-четыре десятка. И во избежание проблем воинов услали на юг, подальше от столицы и султана.

– Значит, нашелся тот, кто хочет стать новым султаном, – сообщила Лэйли, откладывая в сторонку огрызок яблока. – Рахта, а каркадила можно посмотреть?

– Крокодила. Можно.

– А я сказала – каркадила, – прищурилась Лэйли, затевая небольшой скандал. Потом вздохнула и задумалась. – Рахта, а маму повидать трудно? Мне стыдно, я должна была сразу попросить, а в глупую голову лезут нелепые мысли. Слоны, прочая невидаль.

– Повидать легко, – присел рядом эфрит. – Услышать и общаться куда труднее, маги заметят. Давай отложим твое пожелание до более пустынных мест. Ладно?

– Ладно, – грустно согласилась Лэйли.

Вздохнула, выбрала самый красивый персик и надкусила его розовый бок. Подперла кулачком щеку и стала смотреть на крокодила. Мираж плыл совсем рядом, протяни руку – и коснешься воды бурого болота, расположенного немыслимо далеко. Правда, от точки касания картинка пойдет рябью, постепенно теряя объем и глубину, сквозь нее проступит настоящий вид – вечерняя пыльная долина. И не станет зелени болота, огромных цветков на воде, листьев, столь просторных, что по ним свободно и без опаски бегают тонконогие ладные птички.

У крокодила обнаружились узкие холодные зрачки – вертикальные, лишенные выражения: его мир примитивно просто делился на съедобное и остальное – бесполезное. Лэйли поежилась, еще раз вздохнула. Зачем ей понадобился крокодил? Тут и без него полно людей с ледяными глазами, делящих все вокруг на пригодное к использованию и остальное – требующее уничтожения.

Эфрит понял и убрал мираж. Разрезал дыню, принюхался и блаженно зажмурился. Как же хорошо сидеть здесь, под родным ласковым солнцем. Чувствовать его на коже, слышать радость травы, ток влаги в жилах древесных корней. И смотреть из-под ресниц на самое странное из существ, рожденных в мире. Как ему представить эту девушку сестре? «Селима, посмотри: она дочь эльфов, но по крови родная нам» – глупо. Более того, невозможно! Духи огня не возникают внизу, в дольном мире. Они давно ушли, завершив свое предназначение помощи в первичном творении. Слились с лучами света, впитались в жар горнов, растворились в недрах огненных беспокойных гор. Только он и остался – он и прежде был слишком любознательным. Хотел увидеть, как созданное будет развиваться. Терпел мучительную, каждодневную утрату сил, которые утекали тем активнее, чем полнее менялся мир. Прошло много – неисчислимо много – времени, и он научился иному способу существования. Эфрит обязан помогать в творении. Или хотя бы просто помогать. Рахта дарил – и обрел новую радость, и огонь души загорелся сильнее и жарче.

А потом люди сочли, что подарков мало, нужно превратить служение в обязанность. Он сопротивлялся, боролся – и снова угасал. Захлебывался в их мертвой, беспросветной, ядовитой жадности. Он лежал в созданном для друга зале наблюдения за звездами, на остывшей стали диска, в круге, обозначающем солнце, и не ощущал более тепла светила. Слабела память, таяла надежда, тускнело сознание. Однажды Рахта понял, что просто обязан уйти. Стать тем, чем теперь являются все остальные, – впитаться в большое солнце, однажды породившее духов. Потерять себя, чтобы не позволить людям превратить жалкие остатки лепестка пламени в орудие большого зла. И он пошел. Все дальше и дальше, уже не оборачиваясь. Было больно и страшно – никто впредь не поможет людям осознанно, да и сестра останется совершенно одна. Эфрит уже видел свет сквозь купол, уже тянулся к нему, оставив лишь пепел от обретенного с огромным трудом телесного воплощения.

И тут его вернули назад. Рахта никогда не видел – и представить себе не мог – ребенка, невзрослого духа огня. Но этот невозможный ребенок шипел, фыркал и ругался, умолял, уговаривал и угрожал.

Пепел, уже остывший пепел его тела, отозвался на уговоры, наивные и бессмысленные в адрес мертвого. Зеленоглазая девочка добилась своего. Зажгла угасший огонь души, и теперь это пламя тянется к ней, льнет и не желает расставаться. Он – солнечный луч, а странное существо – тонкий и упрямый росток, которому очень нужен свет. Хорошее сочетание, только что теперь с этим делать? Пройдут века, прежде чем девочка станет взрослой и осознает свой огонь. Совсем не похожий на дар Рахты или его сестры – земной, живой и домашний. Селима однажды заметила, что, по ее мнению, есть особый свет жизни – тот, что будит почку в ее колыбели, поднимает росток из холодного сухого семени, помогает траве снова и снова прорастать на беспокойных подвижных дюнах, засыпающих зелень горячим песком.